Все произошло мгновенно. Яшка сорвал прилегающую к ручке гранаты чеку, взмахнул… Антон поднял руку и успел крикнуть:
— Бросай!
Взрыв получился очень сильный. Это была тяжелая противотанковая граната. Эхо долго металось вдоль и поперек Самары, пока не заглохло в прибрежных камышах.
Антон был ранен осколком. Кисть его левой руки кровоточила. А Яшка сначала присел у воды, попробовал вскочить, но тут же упал, как подкошенный, навзничь. Ребята, преодолев растерянность, подбежали к нему.
— Яшку убило! Яшку убило! — закричал Васька Пухов и бросился бежать.
— Чего кричит дурень! — сквозь рыдание вымолвил Антон. — Яшку в живот ранило. Гляди, Сергей, он дышит.
Вдвоем они подняли его и понесли, спотыкаясь на ровном месте, в село. На полпути к дому их встретила Яшкина мать и однорукий Нырько. Они-то и забрали Яшку у ребят.
Яшкина мать плакала до тех пор, пока не лишилась голоса, пока не утешил ее Нырько, укладывая Яшку в хате на лавку.
— Не голоси дурным голосом. Сейчас мы его залатаем. Ничего страшного. Осколком немного живот продырявило.
Через кладбище, поперек всех существовавших ранее тропинок, немцы проторили свою. По ней они шли и шли гуськом. Из серых колючих кустов барбариса ребята наблюдали за продвижением гитлеровцев. Им очень не хватало Яшки. С ним они были и смелее, и решительнее.
На кладбище появился Афонька. Он прошел мимо могилы отца. Прошел туда, сюда, как неприкаянный. Не знал, наверное, к чему приложить руки и куда пойти. Так и ходил, пока не увидел ребят.
— Чего залегли? — спросил у них.
— Просто так.
— А-а-а. — Опустился и сел рядом.
— Снова немцы идут, — прошептал Сережка.
Вдоль поселка шли солдаты, навьюченные рюкзаками, обшитыми телячьей кожей. На груди у каждого — автомат. Некоторые на плечах несли пулеметы, ящики с патронами. Шли утомленные переходом. Над головами солдат вспархивали сизые дымки от сигарет. Где-то в хвосте растянувшейся колонны заиграла губная гармошка. Вот и музыкант прошел мимо ребят, стала, отдаляясь, затихать музыка. Порядочно поотстав, колонну замыкал маленький толстый немец. Волосы у него выбились из-под пилотки, прилипли к мокрому лбу. Не иначе, как в наказание, кроме автомата, на немца нагрузили Два железных ящика с патронами и пулемет. Солдат еле-еле переставлял ноги. На бровях, на кончике мясистого носа висели крупные капли пота. Вот он остановился, вглядываясь вслед удалявшейся колонне.
Антону вспомнилось почему-то, как после возвращения из Киргизии Яшка учил их стрелять из пистолета. Это было в глухом дальнем овраге. Ребята нашли ржавую металлическую бочку наполненную водой. Она стояла там с лета. Пули дырявили бочку, и в образовавшиеся отверстия выбрасывались струйки воды. Когда вода иссякала, струйки укорачивались.
Немец этот напомнил Антону ту ржавую бочку с водой. Ему вдруг представилось, как из продырявленного немца тоже бьют струйки. Антон улыбнулся своим мыслям и тут услышал, что немец зовет их:
— Комм гир! Комм гир! — Немец смахивал пот с лица и тянул к ребятам руки. — Комм гир! Тавайт ходит суда!
— Зовет! Так мы и пошли, — прошептал Васька. Но Афонька решил иначе. Он поднялся.
— Пойду, чего он? — И пошел к немцу.
Немец поднял с земли два соединенных между собой ремнем патронных ящика и повесил их Афоньке на плечо.
— Комм, комм! — Немец показывал Афоньке, куда надо было идти. Затем снял с плеч пулемет и повесил поверх патронных ящиков.
Афонька оскалился, оглянулся на ребят.
— Марка есть? — опросил он у немца.
— Яволь, яволь! — немец согласно закивал головой и пошел налегке по тропинке. За ним трусцой побежал Афонька.
— Предатель! — крикнул Антон, но Афонька даже не оглянулся.
Неожиданно над головами ребят послышался знакомый шум. Они подняли головы и увидели трех аистов. Птицы летели низко над селом, потом стали понемногу набирать высоту. И в это время над удалявшейся цепочкой немцев раздались автоматные очереди. Аисты шарахнулись в сторону и ввысь.
Ребята выскочили из укрытия и стали вглядываться вдаль, туда, где таяли у них на глазах, удаляясь, три еле заметных черточки.
Улетели, спаслись от гибели аисты. Но вернутся ли они, когда настанет весна, назад? Нет, не вернутся. Почуяли аисты, что враг хозяйничает в их родном краю. Улетели туда, где тепло и свободно. Туда, где нет войны. Жалко стало ребятам прекрасных птиц, таким недобрым было их расставание.
Спустя некоторое время Рыжий бежал обратно не разбирая дороги.
— Видали? — кричал он ребятам, подбегая к кладбищу. — Видали? В потной руке Рыжий сжимал несколько сигарет. — Видали, какой фриц? Не даром заставил работать. Все честно. Поработал — получай! Хотите, по одной?
Ребята отвернулись.
— Вы чего? Мало, да? — удивился Афонька.
— Предатель ты! — Васька вскочил на ноги.
— Смерть тебе! — строго сказал Антон.
— Запороть бы тебя до смерти, — вынес свой приговор Сережка.
Вечером во дворе у Пуховых Антон, Сережка и Васька долго перешептывались, пока, наконец, не пришли к единому решению. Они затесали топором кол, прибили к нему кусок фанеры и сделали надпись. Захватив с собой лопату, ребята, соблюдая осторожность, в сумерках ушли со двора.