Затем, полвека раскопок показали, что в солнцепоклоннической столице находилось в употреблении значительное число предметов, изготовленных в предшествующие царствования. Поэтому обломку с именем Тхут-мосе необязательно быть времени Амен-хотпа IV. Но если он подлинно этого времени, что, конечно, самое вероятное, то он был надписан никак не позже средних лет царствования. В более поздние годы ваятель, несомненно, звался б уже не Тхут-мосе («Тховт рожден»), а Ра-мосе («Рэ рожден»), т. е. заменил бы в составе своего имени ссылку на древнего бога луны и письменности ссылкой на царское солнце. С окончательным отвержением солнцепоклонническим двором старого многобожия переделка имен в честь солнца Рэ — стала самым обычным явлением, и нельзя себе представить, чтобы в самой столице придворный ваятель продолжал именоваться в честь отверженного Тховта. Мастерская же, откопанная Л. Бордхардтом, существовала до последних дней солнцепоклоннической столицы, и у нас нет оснований относить знаменитые изваяния на десять-пятнадцать лет назад, вместо того чтобы считать их вместе с М. Э. Матье произведениями более поздних лет Амен-хотпа IV.
Но кто бы ни был создателем изумительных изображений Нефр-эт, житейски достоверного и преображенно-прекрасного, его творениями живой образ ее до несен до нас из бездны веков во всей полноте своей обаятельности. Имеется еще множество менее известных изваяний царицы и ее изображений, вырезанных на сооружениях и на отдельных плитах. Быть может, надежнейшими после двух голов будут небольшое известняковое изваяние из той же мастерской, показывающее Нефр-эт во весь рост, но какой-то изможденною, видимо стареющею, и изображение на стене гробницы близкого к ней лица, мужа ее кормилицы и воспитательницы, в скалах позади солнцепоклоннической столицы. К этим памятникам хотелось бы добавить своеобразную песчаниковую голову, найденную все в тех же городских развалинах, но позже и в другой мастерской, и хранящуюся в Каире. Однако лицо этой головы, быть может самое жизненное и выразительное из всех при повороте в три четверти, спереди кажется излишне обобщенным и слишком правильным для Нефр-эт.
Многочисленные изображения позволяют более или менее ясно представить себе наружность царицы. Лицо было довольно широким, но худощавым и потому костистым. Пологий лоб и прямой нежно очерченный нос лежали почти в одной плоскости. Дуги бровей высоко изгибались над большими продолговатыми глазами, прикрытыми тяжелыми веками. Губы были полными, но не выступающими. Подбородок, хотя и волевой, не был тяжелым. Череп был сильно приплюснут, отчего его затылочная часть далеко выдавалась. Голова клонилась на стройной шее, плавно выгнутой слегка вперед. Кожа была умеренно смуглой. Глаза были темными, брови и ресницы — черными. Волосы на голове, если не были сбриты, как на висках и затылке, должны были быть очень короткими, потому что мы видим иногда царицу в плотно облегающем череп чепце. В противоположность супругу она была стройно сложена. Останки ее не найдены, но если судить по сохранившимся останкам других представителей царского дома, с которыми она, несомненно, состояла в кровном родстве, то она должна была быть невысокого роста. С годами ее лицо похудело, и кости па нем обозначились заметней, от носа к кончикам рта пролегли резкие складки, груди немного отвисли, осанка стала чуть-чуть сутулой. Однако во цвете лет царица Нефр-эт была прекрасна, и одна красота ее, казалось бы, могла навсегда зачаровать сердце фараона.
Привлекательному облику соответствовал наряд, изящный и непритязательный. Она носила общепринятое платье, какое надевали тогда также женщины из народа, даже рабыни. Оно было из просвечивающего белого полотна, все в частых и длинных складках, с просторными очень короткими рукавами и широким подолом до самой земли. Поверх платья обыкновенно накидывался длинный плащ, такой же, как оно, просвечивающий и складчатый; один угол перекидывался через плечо, другой пропускался под другое, и концы завязывались под грудью. Нефр-эт охотно подпоясывалась еще широкою красною лентою, концы которой глубоко свешивались вниз. Босою царицу мы видим бесконечно редко; почти всегда на ногах у нее несложная обувь: подошвы с дужкою и перемычкою от носка к ней, пропущенною между пальцами.
Неизменным украшением служило Нефр-эт широкое многоцветное ожерелье, по-древнерусски оплечье. Запястья видны на ней далеко не всегда, а серьги — разве лишь в виде редчайшего (запомним!) исключения, хотя мочки ушей у нее были проколоты.