Издатели обошлись с находкою не слишком уважительно. Конечно, они не выкинули прописи, как сделали некогда древние строители, а издали, однако далеко не так, как прописи заслуживали. В этом с сожалением убедится всякий, кто откроет первый отчет о раскопках «города Эх-не-йота» на листе 32-м. Здесь на маленьком снимке, третьем из шести, заполняющих лист, воспроизведено шестнадцать прописей, в том числе и те, что занимают нас. Воспроизведены они очень мелко, и потому не все знаки имени на двух обломках, его содержащих, читаются одинаково отчетливо. Тем не менее оно может быть прочтено как «Кийа».
Теперь, когда мы знаем, что именно изглаживали в усадьбе, достаточно всмотреться в изглаженные начертания, то тут, то там проступающие в переделанных надписях, чтобы распознать стертые части первоначального титла, не опознанные издателями. В частности, можно вполне распознать слова: «который будет вековечно»; последнее слово — «вековечно» — было принято в свое время за окончание многолетия Нефр-эт. На обломке красной каменной плиты, найденном в преддверье, читается даже конец полустертого имени Кийа, не заключенного в ободок, какой подобал бы имени царицы.
Пришло время вспомнить о двух небольших сосудах, изданных в 1961 году X. В. Фэермэном. В первой главе было рассказано, как издатель, пораженный сходством средних частей женских титл на сосудах с непеределанными часами титл па золотом гробе, признал за новоявленной побочной женой Амен-хотпа IV право считаться одной из возможных хозяек гроба до его переделки и как вслед за тем сам же отказался от Кийа в пользу старшей дочери Амен-хотпа IV и Нефр-эт— Ми-йот. На сосудах звание и имя Кийа значатся в полной сохранности:
«Жена — любимец (так на обоих сосудах!) большая царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель (на одном сосуде звание «владыка обеих земель» опущено) Не-фр-шепр-рэ — Единственного для Рэ, отрока доброго солнца живого (на одном сосуде ошибочно «солнца живого живого»), который будет жив вековечно вечно, Кийа».
После того как мы сами прозрели, нам может показаться удивительным, как можно было отдать предпочтение Ми-йот перед Кийа? Однако удивляться тому не следует. Ведь, кроме титла на двух сосудах, об этой Кийа ничего не было известно. Не знали ничего и о преследовании ее памяти— надписи-то на сосудах были целы и невредимы. Титла в усадьбе по строению своему напоминали титла на гробе. Все твердо верили, что усадебное титло было сначала титлом Нефр-эт После переделки это титло, столь похожее на титло на гробе, стало титлом царевны Ми-йог. Имя Нефр-эт никак не могло бы вместиться в титло, стоявшее на крышке гроба; это хорошо показал Р. Энгельбах. Но ничто не препятствовало находиться там некогда имени царевны Ми-йот, не имевшему вокруг себя ободка. Сам гроб был настолько роскошен, что в нем, слетка его переиначив, не стыдно было похоронить фараона. Что было при таких условиях проще, как отдать предпочтение старшей дочери царя перед безвестной его наложницей?
Благодаря усадебным прописям мы теперь знаем многое, чего не мог знать английский ученый. То самое гитло, что переделывали в усадьбе, принадлежало первоначально не Нефр-эт, а Кийа. У одной только Кийа было такое необыкновенное титло. У другой особы, у царевны Ми-йот, подобное титло получалось только тогда, когда на ее имя переделывали титло Кийа. Первоначально в усадьбе и на гробе стояло одинаковое титло, и переделывали его на гробе тем же способом, что в усадьбе, и делали это тут и там, истребляя память первоначальной владелицы. У нас не может быть сомнений в том, что золотой гроб первоначально предназначался для Кийа, тем более что на нем самом, как мы сейчас увидим, сквозь переделки проступают звания и даже имя Кийа.