Б. Ганн удобно и наглядно представил разные способы, которыми в усадьбе переделывали первоначальное титло. Воспользуемся этой его сводкой, несколько уточнив ее в начале, именно заменив звание «бог добрый» званием «властитель добрый», против чего, как видно из примечаний, не возражал бы и сам Б. Ганн. Подчеркнуты слова, вставленные вместо изглаженных; разночтения проставлены друг над другом. Б. Ганн различает два способа переделки начальной части.
(По первому способу:)
возлюбленная
Дочь царева великая/Ми-йот
царя (и) государя, живущего правдою»владыки обеих земель Нефр-шепр-рэ — Единственного для Рэ,
(По второму способу:)
Властитель добрый, единственный для Рэ,/возлюбленный солнца,
царь (и) государь,живущий правдою, владыка обеих земель Нефр-шепр-рэ — Единственный для Рэ,
(дальше без разграничения способов:)
--? -- Ми-йот
кому) дано жить вечно —-? ---, дочь царева от утробы/его Ми-йот вечно вековечно, от утробы его,/возлюбленная его, Ми-йотНе правда ли, есть что-то очень знакомое в переделках по второму способу? Мы где-то уже встречали сходное фараоновское титло. Не на золотом ли гробе? Да, именно на нем. Сходство между средними (непеределанными) частями в усадьбе и на гробе еще в 1961 году заметил X. В. Фэермэн. Но этим сходство не исчерпывается. Сходны сами приемы переделки, при этом не только в целом, но и в частностях. Ни в усадьбе, ни на гробе не переделывают стоящие посередине звания и имя Амен-хотпа IV, но тут и таги переделывают начало и конец. И не просто переделывают, но вставляют в начало сходные между собою выражения: обозначение «властитель добрый» (на гробе один раз просто «властитель») и еще одно или два определения. В усадьбе мы читаем: «властитель добрый, единственный для Рэ» и «властитель добрый, возлюбленный солнца», а на гробе: «властитель добрый, образ Рэ», «властитель добрый, воссиявший в белом венце», «властитель добрый» с пропавшим добавочным определением, «властитель добрый, большой, любимец», «властитель любимая (!) большой».
Сходство между теми и другими переделками слишком велико, чтобы они могли быть направлены не против одного и того же лица. И на гробе и в усадьбе преследовали память одной и той же особы. Но кого? Царицы Нефр-эт?
Мы знаем, что Р. Энгельбах еще в 1931 году убедительно показал, что в надписи на крышке гроба для имени царицы нет места. Отвесная строка спускается от груди к ступням человекообразного гроба, у кончиков пальцев резко перегибается и продолжается затем под тупым углом к прежней плоскости по переду ступней на глубину одного высокого знака. После перегиба для ободка с именем царицы места нет. Но нет его для него и до перегиба, потому что там переделано не больше двух отрезков строки вышиною в высокий знак каждый. Для ободка с именем «Нефр-нефре-йот Нефр-эт» или даже с одним «Нефр-эт» двух таких отрезков строки мало. Достаточно сравнить вышину вырванного ободка с именем Амен-хотпа IV «Нефр-шепр-рэ — Единственный для Рэ» в середине строки с вышиною переделанной ее части над перегибом. На ребре же, частью до, частью после перегиба, с переломом посередине, ободок с именем царицы помещен быть не мог.
Но если гроб не был гробом Нефр-эт, то и в усадьбе преследовали не ее память! Ведь переделки тут и там настолько сходны, что разобщить их невозможно. Да, как будто так, тем не менее вычитал же Б. Ганн в усадьбе из остатков первоначальных написаний и конец многолетия царицы, и даже два знака из ее имени, не говоря уж о звании «жена — большая» такого-то царя.