Тайна золотого орла

На всю улицу мощно зазвучала энергетическая мелодия из «Бригады», затем – романтическая из «Властелина колец». Городовой застыл, как придорожный столб, а композиции сменяли одна другую: «Семнадцать мгновений весны», «Гарри Поттер»…

Глаза у жандарма расширились до невозможности. Он стал громко хватать воздух ртом, как выброшенный на берег карась. Когда мелодии стихли и наступила звенящая тишина, нарушаемая лишь дружелюбным шелестом лип, огромным усилием воли страж порядка справился с шоком и выговорил заплетающимся языком:

– Передайте нижайший поклон его сиятельству князю Николаю Алексеевичу от ефрейтора Уточкина.

В конце фразы голос его сорвался, и городовой побуряковел до кончиков волос, только глаза смотрели с собачьей преданностью. Ребята удивились такой быстрой метаморфозе. Пару секунд длилось задумчивое молчание. Затем ефрейтор вытянулся по стойке смирно и выпалил:

– Боже, царя храни! – и взял под козырек. Ребята синхронно кивнули ему в знак прощания и быстро зашагали по направлению к Белой беседке.

Глава 7 Звездный связной

Под бескрайним звездным сводом Успенский собор выглядел особенно романтично. Словно надутые, зеленые купола выразительно очерчивались, а золотые кресты таинственно поблескивали. Лунный свет придавал белым стенам нежный пастельный оттенок.

Высокие деревья широко раскинули пышные кроны и опоясали храм выпуклым изумрудным поясом.

В остроконечных шлемах-куполах, с колокольней-копьем, собор напоминал могучего богатыря, надежно стоящего на страже христианства. На ум приходили знаменитые пушкинские строчки:

Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо. Звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не хочет воздух. Чуть трепещут
Сребристых тополей листы.
Луна спокойно с высоты
Над Белой Церковью сияет
И пышных гетманов сады
И старый замок озаряет.

Казалось, сейчас появятся колоритные герои произведений Ивана Котляревского и Николая Гоголя: прекрасная Наталка Полтавка и славный Петро, могучий кузнец Вакула и капризная Оксана и, не дай боже, гидкий черт.

За собором, освещенная луной, словно малахитовая шкатулка, накрытая копной соломенной крыши, уютно примостилась хата Котляревского. Рядом – еще одна хата, совсем маленькая. Дальше – крутой обрыв, а глубоко внизу – темный океан бушующего леса.

– Хата на самом краю обрыва – это, наверное, и есть жилище Чударя, – задумчиво шепнул Дима, качнув подбородком в сторону строения.

Андрей с пониманием кивнул.

Залитый луной домик казался сказочной избушкой. Друзья потихоньку подошли к самой калитке. Вблизи терем оказался обыкновенной мазанкой под соломенной крышей с облупившейся в нескольких местах штукатуркой. На фасаде темнела широкая, сбитая из толстых досок входная дверь, а по бокам отсвечивали два маленьких окошечка с резными ставнями. Перед домом тихо шелестели молодые стройные вишни. Воздух был наполнен медовым ароматом.

Ребята остановились, не решаясь войти. Вдруг ошиблись? Выйдет какой-нибудь пьяный крестьянин да спустит пса. Хотя собак было не видать. Тишина прерывалась лишь резким стрекотом кузнечиков.

Все же ощущение сказки не покидало путников. Летняя ночь развернула над мазанкой настоящий звездный рушник. Казалось, друзья попали в другой мир. Голова слегка закружилась.

– Входите, Дима Томин и Андрей Дорошенко! – послышался низкий спокойный голос.

Они вздрогнули от неожиданности. Откуда кто-то здесь знает их имена и фамилии?

Возле калитки словно из-под земли вырос высокий человек, жилистый и стройный. Спина его была настолько ровная, словно аршин проглотил. На голове дыбилась копна темных волос, ни единого седого. Густые свисающие усы очерчивали выразительный рот, а глубоко посаженные голубые глаза смотрели проницательно и задумчиво.

Незнакомец, молча, открыл калитку и жестом попросил войти. Ребята робко зашли во двор. Калитка захлопнулась сама, слегка щелкнув замком. Затем раздался еще один щелчок, сухой и короткий. По периметру забора быстро пробежал белый огонек. Изгородь слегка выгнулась наружу, тишину ночи нарушило тихое электрическое гудение. Так выгибались и гудели провода под очень большим напряжением.

Хозяин пригласил путников в дом. Ребята осторожно вошли в сени, оказавшиеся маленькой комнаткой с низким потолком, побеленными стенами и крашеным деревянным полом. Дальше вели две двери, аккуратно сбитые из широких досок. Одна, очевидно, в горницу, другая в кухню. При близком свете керосиновой лампы явственнее стали видны черты лица незнакомца. Прямой нос, высокий лоб, твердый подбородок с ямочкой. Возраст трудно определить: возможно, лет тридцать, а то и все пятьдесят.

– Я тот самый Микола Чударь, о котором говорила Наяда, – тихо произнес хозяин дома.