Тайна золотого орла, или Дима Томин и лавровый венок

— Андрюха! Интересно, а какой сейчас год?

— Будущее. — тихо ответил Дорошенко и улыбнулся.

— А какой день, выходной или будний?

— Первое апреля. — рассмеялся Андрюша.

— Слишком жарко для апреля.

— Так может, климат поменялся.

Весело переговариваясь, друзья шли по "Злато місту". Подземный город практически не изменился. Те же зеркальные витрины, плотно заставленные, дамскими сумочками, духами, одеждой и всякой ерундой. Единственное отличие, нигде не продают мобильные телефоны.

Против обыкновения, основная толпа заворачивает за угол, а не идёт прямо.

— Наверное, в метро! — засмеялся Дима, указывая на вереницу людей.

— Давай заглянем? — предложил Андрюша.

Завернув за угол и пройдя квартал зеркальных витрин, увидели большой застеклённый холл. В дальнем конце холла скользили полукруглые поручни эскалатора. Толпа вереницей двигалась в двух направлениях. Друзья остановились.

— Может, покатаемся? — весело спросил Дима.

— Нет, уж. В другой раз. — ответил Андрюша.

Двинулись обратно. Выйдя к ступенькам входа, ребята заметили, что правый коридор не заканчивается тупиком, а теряется вдали, сверкая яркими витринами.

— Интересно, а что там? — Дима глянул на Андрюшу.

Словно сговорившись, товарищи двинулись по правому коридору. Каждый твёрдо решил про себя, что пройдёт несколько кварталов и вернётся. Но прошли квартал, два, а коридор всё так же заманчиво закругляется. Вот уже прошли старый переход, ведущий на площадь Луначарского, а упрямый коридор ведёт дальше.

Любопытство взяло верх. Ребята шли и шли мимо ярких витрин. Книжные магазины, бутики одежды, закусочные, как яркие декорации сменяют одна другую. Кругом ходят люди, но ощущается какое-то одиночество в этой толпе.

— Слушай, Андрюха! Тебе не кажется, что это те же Полтавские подземелья, только на урбанистический лад? — спросил Дима.

— Ага. — засмеялся Андрюша. — только тут не появятся милые демончики и прочие доброжелательные обитатели подземных пространств. Но какая-то аналогия, бесспорно, есть.

Так шли, болтая и озираясь по сторонам. Возвращаться было вроде как поздно. Периодически появлялись выходы на поверхность. Таблички помогали ориентироваться в пространстве: "вул. Жовтнева. До Кадетського корпусу", "вул. Чорновола. До Педагогічного університету".

— Слушай, Андрон! Мы, обходим площадь по кругу! Значит, переход замкнулся под Октябрьским парком!

— Какой ты сообразительный. — засмеялся Андрюша.

Вскоре вышли опять на тоже место, откуда начинали путь, но теперь, сразу повернули налево, твёрдые каблуки зацокали центральным коридором. Большие часы в центре зала показывали два часа. Стеклянный потолок настолько чист, словно идёшь под открытым небом.

Выйдя на Октябрьскую, увидели гранит от земли до самых крыш. Гранитом выложена мостовая, цоколи и фасады зданий. На тротуаре, как и в парке, сквозь равные промежутки сверкают золотые обручи фонариков.

Справа. Через два квартала виднеется треугольник площади Луначарского. В центре площади, вместо уродливого серого фонаря, растопырившего во все стороны вытянутые светильники, возвышается стройная, лепная колонна с женской фигурой на верху. Мраморная девушка, гордо подняв голову, смотрит куда-то в сторону Ворсклы. По обе стороны девушки, преклонили колена два Ангела.

— Что это за памятник? — поинтересовался Дима.

— Без малейшего понятия. — ответил Андрей.

— Может, подойдём, посмотрим?

— Нет. Сначала найдём Эльфину.

И друзья двинулись по Октябрьской.

Блюдца фонтанов по обеим сторонам улицы журчат и пузырятся до самой Белой беседки. Здания подросли выпуклой медью крыш, аккуратно прорезанной мансардными резными окошками. Высокие угловые башни иглообразными шпилями щекочут небо.

На фасадах обилие скульптур: атланты, поддерживающие лепные арочки; богини, блистающие нагой красотой и весёлые, пухлые амурчики. Но в отличие от одноликих античных изваяний, лица этих скульптур ярко индивидуальны. Не встречается и двух похожих.

— Димка! Ты посмотри на их лица. Они напоминают обычных людей. — заметил Андрюша, указывая на изваяния.

— Ага. Какие-то, не академические. — подтвердил Дима.

Напротив пёстрых витрин, на высоких колоноидальных постаментах, красуются весёлые скульптурки товаров. Напротив ювелирного — огромное кольцо с, изящно огранённым, рубином. Напротив булочной — апетитная, золотистая паляныця. Напротив молочного — улыбающаяся, толстая корова. Напротив рыбного — золотая, блестящая рыбка и напротив часового — огромный будильник, медленно отсчитывающий время.

Вдоль фасадов всё так же приветливо шелестят липы, набросив дырявую сетку тени на всю мостовую.

— Вот бы люди из 1909 года попали сюда. — проговорил Дима.

— Да. С ними был бы шок. — подтвердил Андрей.

— Со мной, похоже, тоже, шок. — засмеялся Дима.

Цум, словно алмазной короной, блистает выпуклой стеклянной крышей. Театр Гоголя, как "Пражский торт" с кремовой капителью колонн и молочной белизной скульптур. Сретинский и Воскресенский соборы, словно сотканы из света и поймали солнце на золотые, шлемоподобные купола.

А вот и соборная площадь. Застывшим аккордом встретил друзей Успенский собор с колокольней.