Тайная дипломатия — 2

— В том смысле, что Анатолий икону на щепу постругал, да начал лучинками самовар топить, а Серега, когда увидел, в драку кинулся, — хохотнул Блюмкин. Я чуть было не сказал, что Есенин правильно сделал, но промолчал, а спросил: — И как они потом помирились?

— Так Толик разъяснил, что не икона это вовсе была, а простая доска, с образами намалеванными, не освященная. Он ее в иконописных мастерских прихватил.

Иконописные мастерские? Любопытственно.

— А что, они разве еще остались, иконописные мастерские, не все закрыли?

— Так навалом их еще. В Третьяковской галерее, в Сергиевом посаде, под Звенигородом. Еще где-то есть, не упомню.

Ну, это не навалом, но неплохо. Вообще, и от Блюмкина польза бывает. Дельную мысль подсказал, молодец. Третьяковская галерея под боком. Завтра же схожу, выясню, что там они пишут.

— В общем, один друг врет, а второй его дразнит, — констатировал я.

— Второй тоже врет, — не согласился Блюмкин. — Толик говорит, что из дворянской семьи, но какой он дворянин, если его папаша еврей крещеный? Вот, я не вру, и еврейством своим горжусь.

Эх, что-то товарища Блюмкина пробило на вселенскую скорбь. Видимо, уже выпил изрядно.

Тем временем мне принесли первое. Есть одному было как-то неловко, и я спросил у Блюмкина:

— Если совсем туго с деньгами, могу заказать.

— Сыт я, — отмахнулся Яков. — Вот, ежели, стаканчик закажешь, не обижусь. А еще лучше взаймы дай, лимона три, а еще лучше пять. Ей-ей, папашиной могилой клянусь, что отдам.

Зачерпнув первую ложку, проглотил, покачал головой.

— Яков Григорьевич, ты же сам говорил, что все врут. Как я тебе поверю?

— Нет, не все врут. Вот, товарищ Троцкий не врет, хотя и фамилию изменил. Еще у нас в академии Меер учится, он тоже не врет.

Услышав имя Меер, во мне словно бы зажглась красная лампочка. Нет, не на опасность, а на информацию, которая мне нужна. С этим именем у меня ассоциировался лишь один человек. Проглатывая вторую ложку огнедышащего харчо, осторожно спросил:

— Меер, он откуда в академии взялся? Из Жмеринки?

— Меер Абрамович с Дальнего Востока приехал, на съезд партии большевиков. Малость запоздал, так переживал очень, что в отряд добровольцев не попал. Слышал ведь, что триста делегатов добровольцами вызвались на штурм Кронштадта идти?

— Крепкие ребята, молодцы, — похвалил я добровольцев, уехавших на войну со съезда. А как их не похвалить? Но меня сейчас больше интересовал Меер Абрамович. Думаю, вряд ли в Москве окажутся два Меера Абрамовича, приехавшие с Дальнего Востока. Нет, это точно Трилиссер.

— И из нашей академии целый отряд отправляли, но меня в тот день на учебе не было, не знал, а не то бы тоже поехал. А может и хорошо, что не поехал. Из отряда троих убили.

— А чему вас в академии учат? — вяло поинтересовался я.

— Учат чему-то. Арифметику должны знать, фортификацию, даже иностранные языки. Все-таки, академия Генерального штаба РККА, мы должны стать красными полководцами, чтобы не хуже Брусилова или Скобелева врагов бить.

Я лишь покивал, отодвигая пустую тарелку из-под харчо и придвигая другую, с антрекотами. Как и чему учат будущего «полководца» меня не особо интересовала. То, что из Якова не выйдет ни Брусилова, ни Скобелева я давно знал. Но вот того, что товарищ Трилиссер — настоящий создатель закордонной разведки ВЧК, у которого я украл цели и задачи ИНО, учится в академии Генштаба, не знал, хотя биографию читал. Или чего-то пропустил, или история немного сместилась.

Но в общем-то я уже не жалел, что зашел в этот ресторанчик. Повторюсь, что и от Блюмкина польза бывает, и от его длинного языка. Может, еще что-то полезное получить от главного авантюриста Страны Советов?

— Яков Григорьевич, три лимона я тебе точно не дам, — сообщил я, прожевав кусочек вкуснейшего мяса.

— А сколько дашь? — оживился Блюмкин. — Мне хотя бы лимон нужен, а иначе этих дармоедов (кивок в сторону поэтов) хозяйка с квартиры сгонит.

— А разве поэты плохо зарабатывают? — сделал я удивленные глаза.

— Ну, Серега неплохо, Толик похуже, но у них деньги всегда куда-то в трубу вылетают. Тратят, не пойми на что. Вон, рыжий как-то неплохие деньжата получил, месяц бы по кабакам шлялся, так он целый воз цветов накупил, по Тверской прошелся, всех проституток одарил. А еще, представь — эти два гаврика зимой девочку наняли, чтобы она им постель согревала. Так эта дурища неделю к ним приходила, грела, деньги брала, а потом обиделась — мол, как только согрею, они меня выгоняют, а сами спать ложатся. И чего лежала?

— Ладно, так и быть, если для поэтов, то помогу. Тысяч пятьсот дам, но не больше. Я тут у тебя браунинг видел.

— Да ты чего, Аксенов, смеешься? — подскочил со стула Блюмкин, вздыбившись, словно жеребец на Аничковом мосту, слегка испугав официанта, притащившего мне горячий чай. — Пистолет у меня, это же мое второе сердце. А как я без сердца жить стану?

— Нет, без сердца вам Яков Григорьевич жить никак нельзя, — согласился я, отхлебнув чай. Настоящий.