— Бумага откуда? — поинтересовался я с самым невинным видом. — Не из Полного ли собрания законов Российской империи? Я его в кабинете вашего папы видел. Там же, в конце каждого тома, должны быть чистые листы для заметок?
— Обижаете месье, — покачала головой Мария. — Гравюры самые подлинные, восемнадцатый век, бумага с водяными знаками английской мануфактуры, проверьте, если хотите. А то, что разрезаны, так это издержки. Сами-то посудите, как бы я под юбкой большие листы спрятала? А чекисты, что меня проверяли, под юбку не лезли, но все остальное проверили. Вот, пришлось разрезать. Но из-за этого, понимаете, стоимость гравюры ниже. Отдам не за тысячу франков, а за пятьсот.
— Дам пятьдесят франков, но только из уважения к вам, мадмуазель и к вашей героической юбке.
— Месье, я эти гравюры из России везла, под пулями чекистов, жизнью своей рисковала, чтобы культурное достояние от варваров уберечь, а за национальное достояние следует платить. Меньше, чем четыреста пятьдесят не отдам. Берите или уходите.
— Браво! — искренне поаплодировал я артистизму девушки. — Сколько у вас гравюр? Могу взять оптом, по четыреста пятьдесят.
— Двадцать гравюр, на девять тысяч франков, — быстренько сосчитала девушка. Вот только, если вы все возьмете, с чем я останусь? С голыми стенками? Давайте вы пока пять штук возьмете, а остальные пусть повисят немного. Я быстренько пробегусь по рынку, прикуплю что-нибудь, чтобы стены прикрыть.
— А сколько вы гравюр привезли?
— Тридцать штук, — сообщила Мария. — Есть еще вологодские кружева, но они у меня даже не распакованы. Их оформлять нужно, чтобы товар показать.
— Неплохо, — похвалил я девушку.
Умная она, мышка-норушка. Мы с ней обсуждали (созванивались пару раз), что будет разумно, если девушка, коли она станет заниматься антикварным бизнесом, привезет с собой что такое, русское, для «затравки», а уже потом, когда она здесь укоренится и обживется, мы и решим, что выгоднее продавать. Но что именно, так толком и не решили. Я-то думал, что Мария потащит матрешки да деревянные ложки, а она, вишь, какая затейница. А ведь правильно. И вещи, хотя и ценные, но не слишком тяжелые.
— Нам бы с вами следовало договориться — сколько я с выручки денег могу себе оставлять, сколько вам отдавать. И район нужно другой поискать, попрестижнее. Лучше бы в Латинском квартале, но там за аренду пятьсот франков требуют в месяц, а магазинчик, хоть и симпатичный, но по размеру такой же, если не меньше.
— Это мы с вами потом решим, в процессе, — хмыкнул я. — И отчеты вы мне станете составлять и все прочее. Я вам пока выпишу чек на десять тысяч франков, чтобы вы новый товар приобрели, а гравюры пока здесь побудут, у вас.
— Тогда я сразу пойду в Латинский квартал, пока магазинчик не перехватили, — загорелась Мария. — А жалованье?
Я прикинул, сколько это будет. Как мы договаривались с Председателем — легальный резидент получает двести долларов в месяц, нелегальный сто пятьдесят, агентура по сто. Мадемуазель пока еще только агент.
— Выпишу чек не на десять, а на пятнадцать тысяч. Хотя нет, лучше завезу наличными, чуть попозже, — решил я, доставая имеющуюся при себе наличность. — Вот, пока две тысячи франков, чтобы заплатить за аренду за четыре месяца. Позже будет еще двенадцать. Пять тысяч — это ваше жалованье. Во Франции такие деньги мало кто получает. Так что комнату снимите получше, с ванной. А как обустроитесь, начнем потихонечку антиквариат из России везти. Что у нас нынче на рынке востребовано, выясняли?
— В первую очередь востребованы картины великих мастеров — Рафаэль, Рембрандт, Леонардо да Винчи. Микеланджело хорошо идет, но его уже давным-давно никто не видел в продаже.
— А остальных видели? — удивился я.
— Леонардо, по слухам, иногда всплывает, но подлинники или подделки никто не скажет. А Россия, по мнению специалистов, в этом отношении перспективна.
То, что Великие Мастера востребованы, оно понятно. Ради этого не стоило и в Париж приезжать Но Мария должна была выяснить — что именно европейский и американский рынки могут ждать от нашей страны? Что у нас есть такое, на что покупатель обязательно клюнет? Но все должно быть в меру. Скажем, всем прекрасно известно, что из работ Караваджо в России имеется лишь одна. Коли объявится вторая, это подделка. В Петрограде, насколько помнится, есть еще две работы Леонардо да Винчи «Мадонна Бенуа» и «Мадонна Литта». Если от нас прибудет, скажем, «Потрет дамы с горностаем», то в это никто не поверит. Хотя, надо работать…
Мария, между тем, продолжала:
— Популярны примитивисты, но их тоже на рынке произведений искусства нет.
— А Руссо? Вроде, у него немало картин написано, — хмыкнул я.
— А разве Руссо писал картины? Ни разу не слышала.
До меня дошло, что мы с ней говорим о разных Руссо. Она о философе, а я о художнике.
— Это другой Руссо, — пояснил я. — Не тот, который Жан-Жак, а который Анри Руссо. Его еще называют Таможенником Руссо, потому что на таможне работал. Друг Пикассо, еще кого-то там. Точно не помню, когда он умер, но где-то перед войной.