Тайная дипломатия Кремля

Исчезло целое поколение сотрудников Наркоминдела — их заменили молодые выдвиженцы. Некоторые из них стали блестящими дипломатами. Большинство так и осталось ограниченными, трусливыми чиновниками, которые долгие годы задавали тон в Министерстве иностранных дел.

Помимо ЦК, своих людей в аппарат НКИД отправила госбезопасность. 17 мая 1939 года нарком внутренних дел Ежов писал в ЦК: «Прошу утвердить управляющим делами Народного комиссариата по иностранным делам Союза ССР майора государственной безопасности тов. Корженко Василия Саввича, работавшего заместителем начальника Управления НКВД по Сталинградской области НКВД Союза ССР».

Мир реагировал на отставку Литвинова по-разному. Бывший премьер-министр Франции Эдуар Эррио, который в свое время установил дипломатические отношения с Советской Россией, выступая в парламенте, горько отметил: «Ушел последний великий друг коллективной безопасности в Европе».

11 мая в «Известиях» появилась редакционная статья «К международному положению». Это был сигнал немцам: Советский Союз намерен проводить новую политику в отношении Германии.

А чем же занимался уволенный с должности бывший нарком?

Обычно после увольнения следовал арест. Литвинов ждал, что и его заберут, но вида не показывал. Он боялся только за семью. Его сын помнит, как он обреченно говорил: «Вас обязательно возьмут».

Его невестка Флора Литвинова рассказывала автору этой книги: «Мы с Мишей уже жили вместе — без всяких там ЗАГСов. А вот когда Максим Максимович это сказал, мы на следующий день побежали расписываться. Я знала, что сведения об арестованных дают только ближайшим родственникам…»

На Лубянке из дипломатов выколачивали показания на Литвинова. Бывшего заведующего отделом печати НКИД Евгения Александровича Гнедина избивали палками прямо в кабинете Берии, чтобы он признался в преступных связях с «обер-шпионом».

Но Сталин не разрешил трогать Максима Максимовича — одна из странностей, которую трудно объяснить. Считается, что Сталин не хотел этого делать, чтобы не усиливать отрицательного отношения к Советскому Союзу, потому что Литвинов был известен в мире и авторитетен. Вряд ли это реальное объяснение. Исчезали куда более авторитетные политики. Видимо, все-таки было что-то личное в отношении Сталина к Литвинову.

Через несколько дней после отставки Литвинова иностранные корреспонденты увидели его в театре, затем на сессии Верховного Совета СССР. Он оставался депутатом, но никакой работы ему не давали. Когда его вывели из ЦК, Ворошилов сказал:

— У вас в наркомате окопалось слишком много врагов народа.

Литвинов не сдержался:

— У вас не меньше!

И Максим Максимович возмущенно спросил Сталина:

— Что же, вы считаете меня врагом народа?

Сталин вынул трубку изо рта и ответил:

— Не считаем.

Литвинов жил на подаренной ему Сталиным даче. Никто ему не звонил. Никто, кроме самых близких друзей, не приходил. Может быть, иногда его и охватывало отчаяние, но бывший нарком держал себя в руках. Его жена делала переводы для литературного агентства «Международная книга» и сама их относила. Иногда ее сопровождал Максим Максимович. Директор агентства Александр Григорьевич Соловьев поинтересовался, почему Литвинов так рано вышел на пенсию. Максим Максимович, вздохнув, ответил, что нынешние верховные руководители недовольны старыми кадрами — слишком прямолинейны, не умеют подлаживаться и прославлять. «Посмотри, — говорил Литвинов, — кто вокруг гения: только восхваляющие. Поэтому идет полное обновление, чтобы о ленинской старине и помину не было». Соловьев написал в дневнике, опубликованном в наши дни, что он прервал бывшего наркома: «Не мне судить о руководстве партии, на это есть ЦК».

В следующий раз Литвинов сам заговорил с Соловьевым. Состояние у бывшего наркома было угнетенное, подавленное. «Было ясно, — записывал в дневник Соловьев, — что Литвинов очень страдает, хочет отвести душу». Литвинов стал “порицать” Сталина за ограниченность ума, за чрезмерное самомнение и самоуверенность, за честолюбие и упрямство, за карьеризм и стремление к неограниченной власти.

«У Ленина на первом плане был человек, — говорил Литвинов, — поэтому он никогда никого полностью не отсекал, кроме абсолютно безнадежных врагов. А для Сталина несогласия с его взглядами уже достаточно для уничтожения людей, отсюда массовые репрессии. Сталин окружает себя ограниченными, послушными олухами. Кто сейчас его опора? Тугодум Молотов, карьеристы — Каганович, Микоян, Берия и еще Мехлис, недалекий Маленков, дурак Хрущев…»

Соловьев был потрясен такой смелостью суждений Литвинова и записал в дневник: «Неужели он, хотя бы частично, прав?»

Литвинов не боялся говорить то, что думал. Он был волевым и смелым человеком. Все-таки до революции он занимался не журналистикой, как многие товарищи по партии, а нелегальной доставкой оружия в Россию.

Случайно жив остался