Тайная история Изабеллы Баварской

Честолюбивая Изабелла и ее сообщник использовали все, чтобы поддерживать роскошный образ жизни: налоги, подати, произвольные поборы, продажность чиновников… Зло набирало силу, изгоняя отовсюду стыд и умеренность. С королем никто не считался, ибо он пребывал либо в бешенстве, либо в состоянии блаженной безмятежности; когда безумие отступало, он впадал в апатию, исключительно выгодную для врагов государства.

Как и повсюду, народ в отместку отпускал смачные шутки и остроты; для угнетенного короля насмешки звучали печально, ибо его угнетатели смеялись вместе со всеми.

Несмотря на данное ей прозвище Большая Прорва, Изабелла меняться не собиралась. Когда сильные мира сего дают страстям своим вырваться наружу, щитом их становится бесстыдство: оно оберегает их от летящих в них со всех сторон стрел.

Прибыв ко двору, Иоанн Бургундский захотел сначала осмотреться, а уж потом заключать союз с лихоимцами. Прежде всего он решил исполнить волю отца и ускорить брак своей дочери Маргариты с дофином Людовиком, а заодно и женить своего сына, графа де Шаролэ, на мадемуазель Мишель, четвертой дочери королевы. Когда двойной союз был заключен, он потребовал для себя место в Совете, и ему не смогли отказать. После этого он посчитал себя вправе претендовать на управление государством и от имени Совета принимать решения, втайне отвечавшие его коварным замыслам.

Изабелла немедленно почувствовала, насколько выгодным может оказаться союз с новым герцогом Бургундским, и решила при первом же удобном случае заключить его. Глядя на отношения Изабеллы с герцогом Орлеанским, казалось, что в сердце королевы любовь легко уживается с преступлением и нечестием; ничто не предвещало близкого конца этого союза. Но любовь не властна над душами жестокими; они питают ее, когда она приносит пользу, и жертвуют ею, если она становится бесполезной.

Хитрая Изабелла не могла позволить Орлеану заметить перемену в ее отношении к нему. Она льстила ему, закрывала глаза на его разврат и охотно разделяла с ним свои преступления, но по всем статьям ей больше подходил герцог Бургундский, чей изобретательный ум открывал для ее желаний и притязаний гораздо большее поле, хотя и усеянное шипами; королева полагала, что сумеет засадить это поле розами.

Так пусть же читатель внимательно следит за нашим рассказом, ибо вскоре нам придется повествовать о событиях ужасных и душераздирающих.

Чтобы проверить, кому из принцев Совет доверяет больше, королева предложила герцогу Орлеанскому еще раз провести заем, уже известный под названием всеобщей тальи; про себя она решила, что станет на сторону того, кто сумеет собрать деньги.

Воспользовавшись случаем, герцог Орлеанский решил оценить состояние казны Карла VI и указал на опасность возможного столкновения с Англией; герцог Бургундский, радуясь поводу скрыть свои пороки под видом заботы о государстве, выступил с пространной речью, сразив Орлеана своим напором и показным благородством.

Расписав нищету народа, Бургундец напомнил о дурном расходовании огромных сумм, с которым его каждодневно вынуждали соглашаться. Он заявил, что никогда не поддержит выдвинутое герцогом Орлеанским требование новых субсидий, пока ему не объяснят, на что потрачены деньги, собранные ранее, ибо народ все еще стонет от прежних поборов. Если же говорить об угрозе войны, то лично он ее нисколько не боится, а если война все же разразится, он готов предложить Франции свое верное сердце, свои войска и свое состояние. В завершение своей речи он сказал, что, если предложение о займе будет принято, он изгонит сборщиков из своих владений, посчитав их врагами отечества. У него хватит мужества предотвратить очередное бедствие, готовое обрушиться на страну, и он сделает все, дабы все в стране наконец открыли глаза на истинные опасности, их подстерегающие.

Неудивительно, что речь Иоанна произвела впечатление на искренних друзей государя и государства.

Молодой герцог Бретонский поддержал герцога Бургундского и проявил готовность выступить на стороне Франции, ежели ему вернут долг.

Тем не менее налог приняли: герцог Орлеанский занимал должность генерального наместника королевства, а потому никто не осмелился возразить ему. Герцог Бургундский прибег к последнему средству: велев переписать и распространить свою речь в Париже, он призвал людей оказать сопротивление притеснителям. С этого дня он стал кумиром толпы, тем более что вместе с текстом речи он раздал еще немало денег. Орлеан же предпочитал собирать налоги, нежели вдыхать льстивший тщеславию фимиам, который честные люди воскуряли у ног его соперника.

Герцога Бургундского со всех сторон осыпали похвалами, в то время как сам герцог, хотя и довольный этим успехом гораздо более, чем другими своими удачами, полагал, что теперь его удалят от двора.

Одержав победу, Изабелла и Людовик решили, что им более нечего бояться соперника, оказавшегося не слишком грозным, и без всяких стеснений предались постыдным оргиям и преступной расточительности.