По случаю рождения внука Изабелла приказала устроить в Париже пышные празднества, возобновившиеся в июле 1421 года, когда королева Англии, оправившись после родов, прибыла во Францию, дабы присоединиться к супругу.
И вот, несмотря на нищету, бедствия, обрушившиеся на парижан, им приказали устроить грандиозные увеселения для короля, ненавидевшего их, и для жены этого короля, дочери той, которая явилась причиной всех их несчастий.
В театре, оборудованном в Нельском дворце, показали пьесу «Святой Георгий, рыцарь и покровитель Англии»; представление шло целых три дня.
Прибыли носилки с юной принцессой; впереди них несли две горностаевые мантии.
После устроенных Изабеллой торжеств Генрих также захотел отметить счастливое событие, устроив «большой пир», как назвали его наши предки. Богатейшую трапезу сервировали в большом зале Лувра, и французы получили возможность в очередной раз сравнить вызывающую роскошь своего нового короля с обходительностью и любезностью их прежних повелителей. Являя вымученное веселье, они втайне вздыхали о своем истинном государе. И взоры их, устремленные в сторону печальной обители, наполнялись слезами, ибо Карл смиренно наблюдал за недостойными оргиями, а у него в то время не хватало самого необходимого.
Неужели королева не испытывала угрызений совести? Ведь она одна явилась причиной этого чудовищного торжества несправедливости! Разумеется, об угрызениях и речи не шло: муки совести часто приводят к добродетели, а ее сердцу добродетель была чужда.
Говорят, на одном из пиров некий вельможа в маскарадном костюме, подойдя к ней, шепнул ей на ухо:
— Неужели Аталия так никогда и не раскается, что мучила Иоаса?
— Я раскаиваюсь только в одном: что сохранила тебе жизнь, — ответила Изабелла, признав в вельможе одного из наиболее стойких сторонников бывшей партии орлеанистов. — А так как я не привыкла ни о чем сожалеть, — добавила она, — то иди и прими уготованное тебе судьбой.
Она немедленно приказала арестовать его, и остаток дней своих он провел в заточении.
Так неужели никогда не прозвучит в душе ее жуткий вопль совести? Известно: совесть просыпается, когда страсти засыпают.
В столице еще остались сердца, верные Франции. Некая оружейница (ибо мужество, порождающее ужасные преступления или великие добродетели, обычно вспыхивает в женском сердце; словно природа, наделив женщину всеми своими дарами, неожиданно решает придать шедевру еще немного силы, дабы таким образом подчеркнуть собственное могущество) задумала открыть ворота своему подлинному монарху. Замысел ее раскрыли, и несчастная, выданная правосудию английского короля, отправилась к Господу, без сомнения не оставившему без награды ее беспримерную добродетель. Она окончила дни свои на эшафоте… О, сколько раз невинность обретает заслуженное место в храме славы, только попав на небо?! Сообщники отважной оружейницы погибли вместе с нею.
Патриотический поступок незнакомки навлек на парижан новые гонения; в городе воцарилась отвратительная тирания.
Тайну благородной оружейницы узнал некий священник; он и выдал женщину властям. О, почему среди служителей Господа так часто встречаются враги государя? Неужели они забыли, что государь, дарованный им Небом, воплощает на земле волю Всевышнего? Неужели они хотят сами править миром, а потому объявляют себя противниками власти короля? Повелевая миром духовным, они хотят распространить свою власть и на мир земной. Судите сами, сколь внимательно должно государю наблюдать за сим сословием!
Но вернемся к нашему повествованию и, взяв кисть, живописующую преступление, продолжим создавать портрет нашей героини. О женщина, прославившаяся исключительно преступлениями, рассказ о твоих добродетелях мог бы смягчить тяжкую задачу писателя, обязанного представить тебя такой, какая ты есть; увы, мы вынуждены говорить только о преступлении.
Мы помним, что герцог Бургундский женился на принцессе Мишель, одной из дочерей королевы и Карла VI. Мишель обладала множеством достоинств, а главное, резко отличалась характером от матери. Супруг обожал ее, и она могла из него буквально веревки вить. Изабелла опасалась, как бы привязанность Мишель к брату не привела к примирению дофина и Филиппа; в таком случае ей пришлось бы похоронить свои далеко идущие надежды, связанные исключительно с английским монархом, коего незамедлительно изгнали бы из королевства, если бы дела юного Карла пошли в гору. Поэтому ловкая Изабелла поместила в штат придворных юной герцогини Бургундской даму по имени Вьевиль, обязав ее доносить обо всем, что делает дочь. Узнав о начале переговоров о нежелательном для королевы мире, достичь которого стремилась принцесса Мишель, дама Вьевиль немедленно сообщила об этом королеве. А Изабелла тотчас приказала даме Вьевиль отравить дочь. За совершенное преступление даму Вьевиль бросили в темницу, но вскоре без шума отпустили на свободу — по вполне понятным причинам.