Тайная история Костагуаны

Юный Коженёвский. Я вижу его и хотел бы, чтобы читатели тоже увидели. На фотографиях той эпохи – безбородый молодой человек с гладкими волосами, длинными прямыми бровями, орехового цвета глазами; юноша, который смотрит на свои аристократические корни одновременно с гордостью и наигранным презрением; росту в нем метр семьдесят, но выглядит он ниже из-за несколько пришибленного вида. Видите, читатели: Коженёвский прежде всего – молодой мужчина, утративший ориентиры, но не только их. Он также утратил доверие к людям и все свои деньги, поставив на сомнительную лошадь контрабанды. Капитан Дютой обманул его: прикарманил денежки и уехал в Буэнос-Айрес. Видите его, читатели? Совершенно потерянный Коженёвский блуждает по марсельскому порту с абсцессом в анусе и без единой монеты за душой. Мир, думает Коженёвский, стал каким-то сложным, а все из-за денег. Он рассорился с месье Делестаном, и на судах его компании ему больше не ходить. Все пути словно закрываются перед ним. Коженёвский думает – надо думать, что думает, – о своем дяде Тадеуше, который содержит его с тех пор, как он уехал из Польши. Дядя Тадеуш пишет регулярно, и эти письма должны бы приносить радость (память о родине и все в таком духе), но на самом деле они Коженёвского мучают. Каждое письмо – суд, после каждого прочтения Коженёвского признают виновным и приговаривают. «Своими выходками ты за два года истратил трехгодичное содержание, – пишет дядя. – Если моей помощи тебе не хватает, заработай сам. Если не можешь заработать, довольствуйся тем, что дает тебе чужой труд, покуда не заместишь его собственным». Из-за дяди Тадеуша он чувствует себя никчемным, инфантильным, безответственным. Внезапно дядя Тадеуш начинает воплощать все, что в Польше есть отвратительного, каждое ограничение, каждый запрет из тех, что заставили его бежать. «С надеждой, что подобные неприятности ты доставляешь мне в первый и последний раз, посылаю тебе свое благословение и объятие». В первый раз, думает Коженёвский, в последний раз. В первый. В последний.

В свои двадцать Коженёвский хорошо узнал, каково это – увязнуть в долгах по уши. Ожидая доходов от контрабанды, он жил на чужие деньги и на них же купил все необходимое для плавания, которое так и не состоялось. И тогда-то он решил в последний раз – первый, последний – обратиться к своему другу Рихарду Фехту. Он берет взаймы восемьсот франков и отправляется в Вильфранш-сюр-Мер, намереваясь присоединиться к стоящей там американской эскадре. Дальше все происходит стремительно – как будет происходить в голове Коженёвского/Конрада на протяжении всей жизни. На американских кораблях вакансий нет: Коженёвскому, гражданину Польши без каких-либо военных документов, без постоянного места службы, без рекомендаций относительно поведения, без свидетельств о его способностях к палубной работе, отказывают. Весь род Коженёвских отличается порывистым, страстным, импульсивным нравом: Аполлона, отца Юзефа, судили по делу о заговоре против Российской империи и неоднократных мятежах, он рисковал жизнью ради патриотических идеалов. Но юный отчаявшийся моряк не думает о нем, когда на попутном экипаже попадает в Монте-Карло, где поставит на кон свою жизнь – ради идеалов куда менее благородных. Коженёвский закрывает глаза, а когда открывает, оказывается, что он стоит у рулетки. «Добро пожаловать в Рулетенбург», – иронически думает он. Он не помнит, где прежде слышал это название, часть шифра, по которому узнают друг друга закоренелые игроки. Но и не силится вспомнить, поскольку сосредоточен на другом: шарик начал вращаться.

Коженёвский достает деньги, все свои деньги. Потом передвигает фишки по мягкой поверхности стола; фишки удобно ложатся на черный ромб. Раздается возглас: «Les jeux sont faits»[23]. И, пока крутится рулетка, а по ней бегает черный, как и ромб под фишками, шарик, Коженёвский неожиданно для себя вспоминает чужие, невесть откуда взявшиеся слова.