Война, дорогая Элоиса, наконец-то добралась до нашей нейтральной провинции, прежде известной как «Карибская Швейцария». Полгода она заигрывала с Перешейком, стучалась в его двери и вот добилась, чтобы ей открыли. А ее последствия… Что ж, сейчас поговорим и об ужасных последствиях, но сперва краткая минутка дешевой философии. Колумбия, как известно, страна шизофреническая, и Колон-Эспинуолл эту шизофрению унаследовал. Действительность в Эспиноулле-Колоне имела свойство раздваиваться, умножаться, делиться, быть одновременно двумя разными действительностями, сосуществующими без особенных усилий. Позвольте мне совершить скачок в будущее моего повествования и заодно разрушить весь тщательно задуманный эффект неожиданности: в конце этого эпизода в Колоне случился пожар. В нашем новом доме во французском квартале я лежал в гамаке (который стал мне почти второй кожей) и листал «Марию» Исаакса, недавно прибывшую пароходом из Боготы, когда вдруг небо за книгой стало желтым, но не как глаза больных лихорадкой, а как горчица, которая иногда служит противоядием.
Я бросился на улицу. Задолго до того, как я добрался до центра, воздух начал зыбиться и я получил первую пощечину жара, не имевшего отношения к тропическому климату. У входа в Бутылочный переулок, где, по слухам, Вдова с канала забавлялась с либерийцами, до меня донесся запах жженой плоти, и тут же в полумраке я увидел мула: он лежал на боку, задние ноги обуглены, длинный язык вывален на куски зеленоватого стекла. Мое тело помимо воли влекло к пламени, словно ящерицу, загипнотизированную горящим факелом. Рядом пробегали люди, перемещая горячий воздух, и вдруг меня обдало, как из костра: снова прилетел запах жженого мяса. На сей раз он шел не от мула, а от
Вообразите себе, дорогие читатели, наше изумление, когда в этой стране безнаказанности, в мировом центре безответственности, каковым является Колумбия, виновный в пожаре Колона очень скоро предстал перед судом. Мы с отцом, помню, побледнели от ужаса, узнав, что на самом деле случилось, но еще сильнее побледнели, когда, сидя за столом на крыльце, сверили наши версии и поняли, что оценки произошедшего радикально расходятся. Другими словами: о пожаре в Колоне ходили противоречивые слухи.
«Да как же так, господин рассказчик?» – возмущается публика. У фактов не бывает версий, истина – одна. В ответ я могу лишь пересказать то, что услышал в тот день в знойных поджаренных тропиках, в своем панамском доме. В начале истории наши с отцом версии совпадали: мы оба знали, как и всякий колонец, с чего начался пожар в городе. Педро Престан, адвокат, мулат, либерал, начал вооруженное восстание против консервативного правительства, но тут же понял, что оружия ему не хватает. Узнав, что на частном судне из Штатов прибывает груз из двухсот винтовок, он приобретает их по сходной цене; но груз своевременно перехвачен далеким от нейтральности американским фрегатом, получившим из Вашингтона четкие указания защищать власть консерваторов. В ответ Престан арестовывает трех американцев, в том числе консула США в Колоне. Тем временем войска консерваторов высаживаются в городе и заставляют мятежников отступить; американские морские пехотинцы тоже высаживаются в городе и тоже заставляют мятежников отступить. Мятежники, отступая, понимают, что поражение близко… И тут у панамской политики случается приступ шизофрении. Моя версия последовавших событий начинает расходиться с отцовской. Непостоянный Англел Истории вручает нам два евангелия, и потомкам предстоит ломать голову до скончания дней, поскольку решительно невозможно узнать, какое из двух заслуживает доверия и вечности. За столом в доме Альтамирано Педро Престан разделяется надвое.