Тайная история Леонардо да Винчи

— Он безумен, как Аякс[30],— сказал старик, который только что продал нескольких голубей и воробьев и был так же воодушевлен, как теснившиеся вокруг молодые нищие и уличные головорезы. — Он выпустит этих птиц, сами увидите.

— Я слышала, что он не ест мяса, — говорила одна хозяйка другой. — Он отпускает птиц на волю, потому что жалеет бедных созданий.

— Все-таки лучше не смотреть прямо на него, — заметила другая, крестясь. — Может, он колдун. Сглазит тебя и завладеет твоей душой.

Ее товарка вздрогнула и перекрестилась.

— Никко! — позвал Леонардо ученика, шнырявшего в толпе. — Поди сюда, будешь мне помогать.

Когда Никколо появился, Леонардо сказал:

— Если отвлечешься от поисков шлюх, сумеешь узнать кое-что о научных наблюдениях.

Он сунул руку в клетку с голубями и схватил одного. Птичка испуганно вскрикнула; вытаскивая её из клетки, Леонардо ощутил, как бьется в его ладони ее сердце. А потом он разжал руку и смотрел, как голубь улетает. В толпе смеялись, шутили, и хлопали, и просили еще. Он вынул из клетки другую птицу, выпустил и ее. Его глаза сузились так, что почти закрылись; а когда он смотрел вслед голубю, который так неистово хлопал крыльями, что только гул толпы мог заглушить эти хлопки, то, казалось, целиком ушел в свои мысли.

— А теперь, Никко, я хочу, чтобы птиц выпускал ты.

Никколо отчего-то не хотелось касаться птиц.

— Почему я?

— Потому что я хочу делать зарисовки, — сказал Леонардо.:— Или это слишком для тебя трудно?

— Извини, мастер.

Никколо полез в клетку. Поймать птицу ему удалось не сразу. Леонардо начинал терять терпение, хотя крики и насмешки толпы совершенно его не волновали. Никколо выпустил одну птицу, затем другую, а Леонардо делал наброски. Он стоял, замерев, словно в трансе, лишь рука его шустрым хорьком металась над белыми листками, словно жила собственной жизнью.

Когда Никколо выпустил еще одну птицу, Леонардо сказал:

— Видишь, Никко, птица, торопясь подняться, бьет крыльями. А теперь взгляни, она пользуется хвостом, как человек руками и ногами в воде: принцип тот же. Она ищет воздушные течения, что клубятся, невидимые, вокруг городских домов. Ну вот, скорость погашена раскрытым и распростертым хвостом… Выпускай еще одну. Видишь, как разошлось крыло, чтобы пропустить воздух?

И он сделал под одним из набросков пометку зеркальным шрифтом: «Планируй так, чтобы, когда крыло поднимается, оно оставалось бы проницаемым, а когда спускается — становилось бы цельным».

— Еще, — велел он Никколо и, когда птица исчезла в вышине, улыбнулся так, словно душа его только что вознеслась в воздух, словно он наконец вырвался на свободу из всех своих бед.

Он сделал еще одну пометку: «Скорость птиц замедляется развертыванием и распусканием их хвоста. Также опускание развернутого хвоста и одновременное простирание крыльев вширь останавливает быстрое движение птицы».

— Голуби кончились, — сообщил Никколо, показывая пустые клетки. — Ты хочешь выпустить и коршунов?

— Нет, — рассеянно сказал Леонардо, — их мы возьмем с собой.

И вместе с Никколо стал проталкиваться через редеющую толпу. Будто отражая изменившееся настроение Леонардо, небо затянули тучи; мрачные, усыпанные мусором улицы приобрели новый, зловещий вид. Продавцы птиц по-прежнему окликали Леонардо, но он не обращал на них внимания — впрочем, на Никколо тоже. Он внимательно просматривал на ходу свои заметки, словно пытался расшифровать старые руны.

— Леонардо? — позвал Никколо. — Леонардо…

— Да? — Леонардо выпустил записную книжку, и она вернулась к нему на бедро, прикрепленная к поясу полоской кожи.

— Ты выглядишь сердитым, — сказал Никколо. — Ты снова сердишься?

— Нет, Никко, не сержусь. Просто думаю.

— О летающей машине?

— Да, — сказал Леонардо.

— И… о Сандро?

Леонардо был захвачен врасплох.

— Ну да, Никко, я думал о Сандро.

— Значит, мы его навестим?

— Да, но позже.

— Разве ты не хочешь сейчас увидеться с ним? Нам как раз по дороге.

Леонардо заколебался. Он еще не был готов встретиться с другом с глазу на глаз.

— Я пока не придумал, как лучше помочь Сандро, — сказал он наконец.

Они проходили мимо «колеса банкротов». Те, раздетые до нитки, сидели и лежали на мраморном полу, на круглой, похожей на тележное колесо площадке, обнесенной сплошной железной решеткой. Вокруг стояла толпа. На одном из рыночных столбов висела табличка:

«С прилежанием следи за теми малыми суммами, что тратишь ты на ведение дома своего, ибо именно они опустошают казну твою и пожирают богатство, и так деется постоянно. И не покупай всех отменных яств, кои приглянутся тебе, ибо дом твой подобен волку: чем более дашь ему, тем более он пожрет».

Некоторые из банкротов были мертвы.

Леонардо обнял Никколо за плечи, словно желая защитить его от смерти. Но вдруг испугался сам, испугался, что его «час неизбежный», возможно, не так уж далек. Ему вспомнился постоянный сон о падении в бездну — и он содрогнулся, потому что в самой глубине души верил, что ядовитые фантазии снов — истинная правда. Если они овладевают душой спящего, то могут отразиться и на мире, что окружает его.