Тайная история Леонардо да Винчи

Леонардо же видел свою Великую Птицу: она падает… разбивается…

— Леонардо?.. Леонардо!

— Не волнуйся, мой юный друг. Со мной все в порядке.

И больше они не обменялись ни словом — покуда не оказались за городом. Здесь, в холмистом краю к северу от Флоренции, лежали заливные луга и поросшие травой поля, долины и потаенные гроты, тропинки, проложенные скотом и повозками, и виноградники, заросли тростника и темные шеренги елей, каштанов и кипарисов, и оливковые деревья блестели серебристой листвой при каждом порыве ветра. Темно-красная черепица на крышах хуторов и розовато-коричневые колонны вилл казались естественной частью здешней природы. Тучи, затемнявшие улицы Флоренции, рассеялись, и солнце с высоты омывало окрестности столь обычным для Тосканы золотым светом, таким прозрачным и чистым, что он сам по себе казался выражением высшей воли и духа.

А перед путниками, серо-голубая в дальней дымке, вставала Лебединая гора. Гребень ее вздымался на двести саженей.

Леонардо и Никколо остановились на благоухающем цветами лугу и взглянули на гору. Леонардо чувствовал, что тревоги его тают — как и всегда, когда он оказывался за городом. Он глубоко вдохнул пьянящий воздух, и душа его пробудилась и устремилась к миру природы, миру души и ангелов.

— Хорошая гора для испытания твоей Великой Птицы, — сказал Никколо.

— Я тоже так думал, потому что она очень близко к Флоренции, но теперь думаю иначе. Винчи не так уж далеко, и там тоже есть хорошие горы. — Леонардо помолчал и добавил: — И мне не хочется умирать здесь. Если уж смерть суждена мне, пусть лучше она придет в знакомых с детства местах.

Никколо кивнул, такой же строгий и серьезный, как тогда, когда Леонардо впервые увидел его. Казалось, в мальчика снова вселился старик.

— Ладно, Никко. — Леонардо опустил клетку на землю и уселся рядом с ней. — Давай радоваться настоящему, ибо кто знает, что ждет нас потом?.. Подкрепимся?

Леонардо расстелил на земле кусок полотна и, как на столе, разложил еду. Коршуны хлопали крыльями и клевали деревянные прутья клеток. Леонардо бросил им по кусочку колбасы.

— Торговцы птицами там, на площади, говорили, что ты не ешь мяса, — заметил Никколо.

— Вот как? Ну а ты что об этом думаешь?

Никколо пожал плечами:

— Ну… пока что я ни разу не видел, чтобы ты его ел.

Леонардо полил колбасу вином и съел ее с хлебом.

— Теперь видишь?

— Но почему тогда люди говорят…

— Потому что обычно я мяса не ем. Я верю, что, поедая слишком много мяса, набираешься того, что Аристотель называл холодной черной желчью. Это, в свою очередь, наполняет душу меланхолией. Друг маэстро Тосканини Фичино верит в то же, но по совершенно неверной причине. Магия и астрология для него превыше доказательства и опыта. Но как бы там ни было, а мне стоит быть поосторожней, не то обо мне еще начнут думать, будто я последователь катаров, и, чего доброго, заклеймят еретиком.

— Я почти ничего не знаю о катарах.

— Они следуют учению богомилов[31], которые верят, что весь наш зримый мир был создан дьяволом, а не Богом. Поэтому они не едят мяса, чтобы в их души не проник Сатана, однако не брезгуют рыбой и овощами. — Леонардо засмеялся и скорчил гримасу, выражая свое отношение к этим сумасшедшим. — Были бы они хотя бы последовательны…

Ел он быстро, что было у него в привычке, потому что, в отличие от других людей, он никогда не умел наслаждаться едой. Для него пища, как и сон, была просто необходимостью, которая отвлекала его от работы.

А здесь, вокруг них, купаясь в свете солнца, жил целый мир. Как ребенок, Леонардо хотел разгадать его тайны. Это было его делом, страстью всей его жизни.

— А теперь — смотри, — сказал он все еще жевавшему Никколо и выпустил одного из коршунов. Пока тот улетал, Леонардо левой рукой делал заметки. — Видишь, Никко, птица ищет воздушный поток. — Он выпустил из клетки второго коршуна. — Эти птицы машут крыльями, только пока не найдут ветра, а он, видимо, дует на большой высоте: смотри, как высоко они парят. Теперь они почти неподвижны.

Леонардо следил за кружащими в вышине птицами — они заскользили к горам. Он был в восторге, словно и сам парил в горних высях.

— Теперь они едва шевелят крыльями. Они лежат в воздухе, как мы на тюфяке.

— Может, тебе стоит последовать их примеру?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Закрепи крылья Великой Птицы. Вместо того чтобы перелопачивать воздух, пусть они останутся неподвижны.

— А что же тогда будет толкать машину? — спросил Леонардо.

Но тут же сам ответил на свой вопрос — ему пришла в голову мысль об архимедовом винте. Он вспомнил ребятишек, игравших с пропеллером: они дергали веревочку, и пропеллер поднимался в воздух. Рука Леонардо, будто думавшая сама по себе, уже делала наброски. Он рисовал листья, летящие, скользящие, крутящиеся, падающие на землю. Рисовал разные винты и пропеллеры. Среди них может оказаться что-то полезное..

— Знаешь, возможно, если удастся поймать воздушный поток, не будет нужна человеческая сила, — сказал Никколо. — Ты сможешь заставить свою птицу парить… не знаю только как.