Тайная история лорда Байрона, вампира. Раб своей жажды

Он выстрелил еще раз, но промахнулся, потому что дрожал всем телом. Шагнув вперед, чтобы получше прицелиться, он опустил винтовку и вдруг поскользнулся. Я крикнул ему, чтобы он был поосторожнее, но было уже поздно. Он успел выстрелить, однако пуля, не причинив никому вреда, ушла в небо, а сам Хаггард оступился и, отчаянно размахивая руками, покатился вниз с утеса. Посыпалась галька, и тело его с противным глухим ударом упало в кусты у часовни. Кусты смягчили падение и тем самым спасли солдату жизнь, однако подняться он не мог — ноги его были переломаны...

Тем временем наши преследователи сгрудились в кучку и наблюдали за нами пылающими холодным огнем глазами. Когда на востоке засияли первые лучи солнца, они застыли на месте, но, увидев, как бедняга Хаггард упал с утеса, сразу напряглись и словно ожили. Пару минут они следили за тем, как он старается выбраться из кустов, после чего дружно направились в его сторону. Их глотки издавали странный клекочущий звук, который я раньше принял за смех. Они начали удаляться от нас, шагая еще медленнее, чем раньше, словно солнечный свет, подобно воде, мешал им идти. И все-таки они продолжали двигаться. Я беспомощно смотрел, как они дошли до часовни и окружили лежащего в кустах Хаггарда Руки и ноги его задергались, он пронзительно закричал и снова попытался подняться, но тщетно. Русские, наблюдавшие за беднягой, как коты за мышью, придвигались все ближе. Вот один из них бросился вперед, за ним. — второй, и вскоре все сгрудились вокруг Хаггарда, склоняя головы к его кровоточащим ранам.

— Боже мой,— прошептал я,-— что они делают?

Элиот не ответил, ибо мы оба слышали легенды Каликшутры и сейчас убедились в их правдивости. Русские пили кровь Хаггарда! Эти отродья — я уже не мог думать о них как о людях — пили его кровь! Один из них прервал пиршество и сел, довольно откинувшись. По его губам и подбородку стекала кровь, и я понял, что он разодрал Хаггарду глотку. Я выстрелил в нечисть, но рука моя дрогнула, и я промахнулся. Но все же русские попятились. Труп Хаггарда остался лежать у часовни, весь в глубоких рваных ранах, с побледневшей обескровленной кожей. Спустя некоторое время русские возобновили свою кошмарную трапезу, а я позволил им это, потому что ничего сделать не мог.

Я повернулся и двинулся вверх по тропе. Я шел долго... очень долго... не оглядываясь.

На нашем восхождении на гору в тот ужасный день я не намерен останавливаться. Достаточно сказать, что оно нас прямо-таки доконало. Подъем был ужасен. Большая высота и ужасные события, свидетелями которых нам пришлось стать, вымотали нас до предела. Ближе к вечеру, когда тропа наконец-то стала менее крутой, все мы находились на грани измождения. Отыскав уступ с нависшей сверху скалой, которая могла защитить нас как от порывов ветра, так и от рыскающих чужих глаз, я приказал остановиться и немного отдохнуть. Я тоже прилег и почти мгновенно крепко уснул. Проспал я недолго — во всяком случае, так мне показалось. Минут десять, не больше... Однако сон мой был столь глубок, что я чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Не стану будить остальных, решил я про себя, ведь еще только полдень... Первое, что я увидел, открыв глаза, был бледный блеск полной луны.

Она была завораживающе прекрасна, и от такой картины у меня на мгновение перехватило дыхание. Предо мной высились величественные вершины Гималаев, а далеко внизу расстилались долины, окутанные густыми синими тенями. Под нами плыли мелкие хлопья облаков, словно выдохнутые каким-то божеством гор, и над всем этим разливался серебряный обжигающий свет луны. Я вдруг осознал, что нахожусь в мире, в котором нет места человеку, в мире, который пережил и переживет все эпохи, в мире холодном, прекрасном и ужасном. Почувствовал я и то, что часто чувствуют англичане в Индии: как далек я от дома, далек от всего близкого и понятного мне. Я осмотрелся по сторонам и вспомнил о смертельной опасности, грозящей нам. Кто знает, станет ли это странное место моей могилой, где мои затерянные, безымянные кости будут лежать, вдали от Уилтшира и моих близких?

Но солдат не может долго тяготиться печальными раздумьями. Нам грозила смерть, а слезами делу не поможешь. Я разбудил Каффа и Элиота, и, как только они встали, мы снова отправились в путь. Дорога была непримечательной. Тропа становилась все более пологой, вместо скал появились кусты. Вскоре мы вновь вошли в джунгли, и ветви над нашими головами переплелись так густо, что через них не проникал даже свет луны.

— Очень странно,— сказал Элиот, присаживаясь на корточки у большого цветка.— Такой растительности на этой высоте быть не должно.

Я слегка улыбнулся.

— Не расстраивайтесь так! Вы что же, предпочли бы сейчас оказаться на открытой местности?

Не успел я произнести эти слова, как сквозь деревья что-то блеснуло. Я направился туда и обнаружил гигантский столп, сильно выщербленный и заросший вьюнками, но прекрасной работы и украшенный по бокам каменным ожерельем из черепов.

Элиот осмотрел столп.

— Знак Кали,— прошептал он.

Я кивнул и выхватил револьвер.