Ну что ж... Сегодня утром начал делать анализ крови лорда Рутвена, стараясь определить его сангвиген. Взял мазок и поместил на стеклышко под микроскопом. Как и ранее, заметил, что красные кровяные тельца мертвы, а белые еще живы. Затем взял пробу своей собственной крови и добавил к мазку. Результаты незамедлительны. Фагоцитоз типа, выявленного Мечниковым: мои собственные кровяные тельца — как красные, так и белые — были атакованы белыми тельцами крови лорда Рутвена, поглощены и разрушены. Затем проба словно запульсировала, будто создавался какой-то заряд. Далее невооруженным глазом было видно, как мазок вздрагивает, расползаясь по стеклышку. Мои клетки были полностью подавлены и разрушены.
Повторил эксперимент с пробами недельной давности лейкоцитов лорда Рутвена и Гайдэ — те же результаты. Тогда я взял пробы у Ллевелина и двух медсестер, чьи типы крови, по моему определению, взаимно отличались, но у всех трех сангвигенов клетки также были атакованы и поглощены, а когда процесс закончился, все приняло такой вид, будто ничего не произошло. Однако красные тельца в крови лорда Рутвена вдруг ожили — результат столь необычный, противоречащий медицинской, да и вообще всей науке, что я в него едва могу поверить. Но доказательство неопровержимо: я продолжил опыты, беря кровь у всех добровольцев, кого только мог привлечь,— и результаты оказались теми же, что и ранее.
Вывод? По-видимому, у лорда Рутвена болезнь, никогда ранее не встречавшаяся в медицинской науке, а его тип крови представляется мне весьма странным. Но кроме этого, не могу и не хочу делать выводов.
Вспомнил о замечании своего старого профессора в Эдинбурге, доктора Джозефа Белла. «Исключите невозможное,— постоянно говорил он мне,— и оставшееся, как бы оно ни было неправдоподобно, всегда будет правдой».
Но если ничего не остается? Тогда нужно невозможное признать за правду?
— Короче говоря,— подвел я итог,— я не уверен, что ваша болезнь — анемия. Такой ее формы я прежде не наблюдал. Далее, она поддается...— здесь я прервался и взглянул в ждущие моего ответа глаза.
Они смотрели на меня, не мигая.
— Продолжайте,— приказал лорд Рутвен.
— Я хотел сказать, что ваша болезнь, представляющая собой нехватку гемоглобина в крови, поддается определенному лечению.
— То есть?
— Так ли уж необходимо говорить об этом?
— Говорите,— велела одна из его спутниц, кривя губы в усмешке.
Я опер подбородок о кончики пальцев.
— Кровь! — сказал я ей.— Ее можно вылечить свежей человеческой кровью...
Я вновь взглянул в глаза лорда Рутвена. Они были холодны, как и раньше, но уже не так непроницаемы: в них читались печаль и самоупрек, и я понял, что мои подозрения оказались верны. Но все же в этот момент я не мог принять их за правду. Я всмотрелся в лица сидящих предо мною, ища какие-нибудь признаки отрицания, но лица застыли, словно маски мертвецов, а от наступившей в комнате тишины у меня мурашки поползли по коже.
Один из собравшихся вдруг рассмеялся:
— Боюсь, милорд, этот малый подтверждает мое мнение, что доктора ужасающе тупы. Вы им платите деньги, а они приходят сообщить вам то, что вы уже знаете.— Он зевнул.— Черт меня дери, с каким же нетерпением я жду настоящего сюрприза.
Лорд Рутвен жестом руки велел ему замолчать и наклонился ко мне.