Тайная история Владимира Набокова

Впрочем, Набоков знал, что советские войска уже нещадно карают Германию за ее грехи. В газетах мелькали сообщения о беженцах, ринувшихся на запад после капитуляции Германии. Авторы редакционных статей описывали, как советские войска «до нитки обдирают оккупированные ими страны». Не желая попадать в зоны советской оккупации, тысячи людей отказывались возвращаться домой. В первое время жители стран Восточной Европы имели возможность выбирать, куда им ехать. Другим такого права не давали. В рамках соглашения, подписанного союзниками в Ялте, советские граждане подлежали репатриации в СССР, хотели они того или нет. Среди советских солдат в Германии участились случаи дезертирства. Русские подавались в бега или прятались в лагерях для переселенцев, лишь бы не возвращаться домой.

2

Тем временем капитан Красной армии Александр Солженицын шагал на запад. Навстречу ему то и дело попадались колонны освобожденных советских военнопленных. В отличие от Набокова Солженицын побывал на поле боя, но, как и тот, делом своей жизни считал литературу. Не исключено поэтому, что в 1944 году, когда Солженицын отправлял за женой посланника с поддельными военными документами и формой, им двигала не только тоска по Наталье. Три недели та занималась в окопах практически тем же, чему посвятила минувший год в Кембридже Вера Набокова, – переписывала начисто работы мужа и обсуждала с ним русскую литературу. Солженицын не планировал отпускать Наталью домой, но его отношения с женой были не настолько идиллическими, чтобы она осталась с ним на фронте до конца войны. Одним из камней преткновения, с точки зрения Солженицына, было то, что Наталья отказывалась стоять по стойке смирно, когда он появлялся в окопе[6].

В ту пору Солженицын еще искренне верил в революцию, а вот к Сталину потерял всякое уважение. Ни во что не ставя военных цензоров, он открыто высказывался об «усатом» в письмах и разговорах с сослуживцами. Он и его товарищи верили, что искренний революционный порыв придаст им достаточно сил, чтобы помочь России оправиться от сталинских ошибок и построить настоящее социалистическое государство.

Стремительный бросок советских войск по Германии для Солженицына закончился в Восточной Пруссии, на подступах к Кенигсбергу. Война уже заканчивалась, но ее еще надо было выиграть. И тут Солженицына неожиданно вызвали к командиру бригады. Явившись, как он думал, за специальным поручением, Александр увидел в комнате сотрудников СМЕРШа. Когда у него отобрали пистолет, сняли звезду с фуражки и сорвали с плеч погоны, он понял, что арестован.

3

Набокову, пережившему две мировые войны и революцию, служить так и не довелось. В отличие от родственников, оставшихся на востоке, он не стоял перед выбором между фашизмом и коммунизмом. Медалей ему не вручали, и героем он был разве что для жены и сына, вместе с которыми спасся из Европы. Во время войны он сидел дома, писал письма поддержки друзьям, желавшим получить визу, и хлопотал о судьбе тех, кто пытался попасть в Америку.

Самым жестоким сражением, которое Набокову пришлось вести, была его попытка бросить курить. (Верин биограф рассказывает, как Владимир подшучивал над собой, цитируя Черчилля: «Мы будем биться на холмах. Мы никогда не сдадимся».) Не считая залпов по репутации литературных собратьев – а в их число теперь все чаще попадали знаменитые и покойные, – Набоков давал выход своей ярости в творчестве да сердитых письмах в некоторые раздражавшие его организации. Он преподавал в Уэлсли, продолжал сотрудничать с Фондом Гуггенхайма (уже второй год получая от него стипендию), ловил бабочек все новых видов и упорядочивал гарвардскую энтомологическую коллекцию. При этом он, души не чая в сыне и не мысля работы без помощи Веры, вовсю флиртовал в колледже с женщинами вдвое младше себя. За шесть лет европейских скитаний он написал шесть романов; американский период пока складывался куда менее плодотворно.

После победы над Гитлером Набоков продолжал зазывать застрявших на востоке родственников на запад, подальше от опасности и поближе к свободе. Хотя финансовые трудности еще не закончились, он чувствовал себя увереннее, получая жалованье в Гарварде и Уэлсли и гонорары от экранизации романа «Камера обскура», в английском переводе названного «Смех в темноте». Он регулярно отправлял Евгении Гофельд и Ростиславу деньги и посылки с одеждой и пытался подготовить почву для их выезда за рубеж.

Послевоенный ландшафт быстро менялся. Не прошло и года после окончания военных действий, как Уинстон Черчилль выступил в Миссури с речью, объявив, что от Балтики до Адриатики «на континент опустился железный занавес» и миллионам жителей Центральной Европы грозят советские репрессии. План Маршалла, объявленный в следующем году, предусматривал выделение нескольких миллиардов долларов на восстановление европейской экономики – с прицелом на укрепление демократии.