Тайная история «Звёздных войн»: Искусство создания современного эпоса

Сцены, в которых Дарта Вейдера возвращают к жизни в новом обличье, сняты как раз с аллюзией на «Франкенштейна». Классическую экранизацию этого романа выпустил в 1931 году Джеймс Уэйл, вдохновляясь эстетикой немецкого экспрессионизма. Именно этот фильм — а также вышедший в том же году «Дракула» — породил в Голливуде моду на жанр «готических ужасов». Считается, что основу этого стиля заложили картины «Носферату» (1912) и «Призрак оперы» (1925); для него характерно стилизованное изображение и скудное контрастное освещение, а действие происходит в замках, лабораториях, подземельях и прочих мрачных декорациях. Самый знаменитый отрывок из «Франкенштейна» — это, конечно же, сцена, в которой оживляют чудовище. Монстр, сшитый из похищенных на кладбище трупов, лежит на операционном столе в замке доктора Франкенштейна. За окном хлещет ливень, и вскоре тёмная ненастная ночь озаряется зловещей вспышкой — молния даёт электричество, которое нужно доктору, чтобы оживить мёртвую плоть. Когда существо на операционном столе приподнимает руку, безумный учёный восклицает: «Оно живое! Оно живое!» В 30-х и 40-х «Франкенштейн» обзавёлся множеством довольно нелепых продолжений.

«Сцена, в которой Энакин, собственно, становится Вейдером, довольно хороша, — хвастался Джордж журналу „Starlog“ в июле 2002 года. — По крайней мере, мне нравится. Там взят киноязык... Не уверен, стоит ли раскрывать подробности... Но там киноязык той эпохи — тридцатых и сороковых. По-моему, довольно изящная сценка — надеюсь, она будет смотреться».⁸

Предварительные правки

После апрельского совещания, на котором Лукас рассказывал об экспозиции на семи планетах, режиссёр вернулся к обсуждению эскизов уже в июне — после премьеры «Атаки клонов». Художники без устали рисовали и перерисовывали новые пейзажи, экзотических персонажей, модели транспорта и оружия. «Как правило, я описывал им какую-нибудь сцену, животное или героя, — рассказывал режиссёр Джонатану Ринзлеру, — а они делали пачку эскизов. Какие-то я одобрял, другие менял или дорабатывал, а потом мы принимались мастерить [реквизит]».⁹ Алекс Джегер добавлял: «На первых порах складывалось впечатление, что Джордж скорее сам отталкивается от наших рисунков, чем раздаёт указания».¹⁰

В пятницу, 2 августа, Лукас провёл заключительную встречу с художниками, а затем в последний раз перед трёхлетним рабочим марафоном отправился в отпуск.¹¹ К 23-му августа он вернулся, но сценарий по-прежнему был в зачаточном состоянии. Когда костюмер Триша Биггар, желая заранее войти в курс дела, попросила о встрече, Джордж предупредил её: «Мы, конечно, можем обсудить костюмы, но о сценарии пока сложно говорить. Сюжет я знаю, но...»¹² К ноябрю Лукас определился, какие планеты и декорации хочет показать,¹³ и продумал некоторые подробности, в корне изменившие первый акт фильма.¹⁴ но за сценарий ещё не принимался: как раз тогда в сюжете происходили фундаментальные перемены.

1 ноября 2002 года, на очередном совещании с дизайнерами, Лукас обмолвился, что ему скоро придётся приступить к сценарию. «Ты же говорил, что уже его пишешь!» — возмутился Рик Маккаллум. «Я говорил, что его обдумываю», — парировал Джордж.¹⁵ Сюжет по-прежнему был слишком сырым, чтобы его записывать — особенно с учётом изменений, над которыми размышлял режиссёр. Уже несколько дней спустя Лукас обратился к художникам с идеей создать для сепаратистов генерала-дроида — и добавил, что это будет один из главных злодеев фильма.¹⁶

Хотя работа над сценарием началась сильно позже, Джордж объяснял, что столкнулся с непредвиденными трудностями ещё в августе 2002 года, когда начал работать над наброском и попытался изложить сюжет в более осязаемом виде. Чтобы история сошлась, пришлось поменять всю структуру. Режиссёр рассказывал об этом Джонатану Ринзлеру:

Я взялся за набросок ещё в августе... Но сценарии всегда норовят зажить своей жизнью. Персонажи принимаются диктовать тебе, что делать — тут-то и начинаются проблемы. К третьему фильму уже накапливается куча героев — и все они носятся, галдят, улюлюкают и канючат: «а как же я?»

И эти проблемы приходится решать, иначе планируешь одно, а происходит совсем другое. Я уже продвинулся довольно далеко — и тут вдруг понял, что в мостике между III и IV Эпизодами зияет зазор метров в пятнадцать. Пришлось развинтить III Эпизод на запчасти и обдумать заново, чтобы он совместился с четвёртым. Когда уже облекаешь идеи в конкретные фразы и пишешь сцену за сценой — то есть когда начинается подробный разбор — приходится себе сказать: «Так, нужно простроить сквозную линию. А потом её придерживаться».¹⁷