«Нет, они меня не лишились», — подумала она со слезами на глазах. Порой та помощь, которую она могла оказать больным, виделась ей совершенно бесполезной. Среди этой боли и отчаяния она иногда просила, чтобы Господь забрал и ее. И все же Он этого не сделал. Она протерла письменный стол, протерла отцовский меч… Ее обступили воспоминания…
В тот день годовщину смерти Данте отмечали впервые, в городе царил праздник. Гвидо Новелло, один из бывших друзей поэта, уехал в Болонью, чтобы занять должность капитана народа, а в Равенне остался его брат, архиепископ Ринальдо. Однако через неделю Остазио да Полента зарезал архиепископа и захватил власть над городом. Через три года он захватил и Червию, правителями которой назначил своего дядю Баннино и племянника Гвидо. Гвидо он вскоре убил прямо у городских стен, а на дядю устроил настоящую охоту. Он гнался за ним прямо по улицам города. Когда Баннино добежал до могилы Данте, он взмолился: «Умоляю, не убивай меня, во имя Данте!» Но его убили тут же на месте. Следы его крови до сих пор можно разглядеть на могиле поэта.
Затем из Мюнхена прибыл представитель династии Виттельсбахов, император Людовик IV, он провозгласил антипапу. Из-за этого старая вражда между гвельфами и гибеллинами, и так никогда не утихавшая, разгорелась еще жарче. Авиньонский папа отнюдь не одобрял того, что в Риме появился еще один наместник Христа. Его племянник, Бертран де Пуже, жестоко осудил «Монархию» Данте, где выдвигалась идея о разделении властей на светскую и духовную. Но Данте был убежден, что Господь сам утвердил земную власть и что в законе и справедливости присутствует Божественное начало. Людовик же собрал вокруг себя интеллектуалов и ученых, преследуемых папой Иоанном, среди них были лучшие умы своего времени, такие как Уильям Оккам и Марсилий Падуанский. Последний, провозглашая светский характер государственной власти, пошел гораздо дальше, чем Данте. Антония прочла его книгу «Защитник мира», хоть та и была запрещена: не нужно относиться к чужим сочинениям предвзято, осуждать их до того, как узнаешь, о чем они, слова не так уж страшны… Эта книга была куда резче, чем отцовская «Монархия». В ней говорилось, что власть вершить закон принадлежит народу, всем и каждому из граждан, которые передают ее правителю или группе достойных людей, представляющих общую волю. Это была совершенно новая мысль — идея о том, что власть рождается снизу, а не сверху, как было принято считать. И хотя подобные высказывания слышались иногда с разных сторон, племянник папы ополчился именно на Данте, хотя его «Монархия» была связана с традиционной идеей права, основанного на христианских заповедях. Хорошо еще, что новый правитель Равенны, хоть в остальном он и не был святым, не уступил притязаниям духовенства и защитил Данте, иначе над поэтом устроили бы посмертный суд.
Через десять лет все неожиданно изменилось. Экономический кризис достиг самого дна, флорентийские банки обанкротились, компания мессера Моне завершила свое существование самым жалким образом. Банкиры и суконщики сгорали со стыда… Все проклинали Волчицу и говорили о пришествии Пса, о каре небесной и о том, что Данте — великий провидец. Эпидемия чумы создала вокруг поэта сказочный ореол.
Антония села за стол, держа в руках письмо Джованни. Она вытерла слезы.
«Нет, отец ничего не предвидел, — подумала она. — Просто он родился и прожил жизнь в эпоху расцвета, — по крайней мере, тогда так казалось». В городах жить было проще, и уровень жизни постепенно повышался, несмотря на постоянные войны; это был период процветания и благосостояния. Он часто рассказывал ей, как хорошо жилось во Флоренции, когда люди смогли воспользоваться первыми плодами богатства, но еще не забыли простоты прежнего образа жизни, они много работали, преисполненные надежд и оптимизма. Потом все резко изменилось: люди стали мелочны и жестоки. Данте очень остро ощущал эти перемены, все это ему совсем не нравилось. Он не видел ничего хорошего в том, что люди стали так жадно стремиться к власти, к успеху, что деньги стали единственным мерилом человека. В духовной сфере творилось то же самое: монашеские ордена стремительно деградировали, институт папства стал достоянием знатных семей, которые подкупали кардиналов перед выборами нового папы. Отец говорил ей, что это не может продолжаться вечно, он предвидел ужасные бедствия и описал их в поэме. Но никто не воспринял его всерьез. Власть имущие продолжали в том же духе, а кто разорился во время кризиса, должен был бороться за жизнь — размышлять было некогда. Кризис то надвигался, то отступал, Италия была словно бурное море: то и дело надвигался шторм. На короткое время удавалось все восстановить, найти какие-то новые способы наживы, флорентийцы спасались перепродажей золота, венецианцы — серебра. Пока все не обвалилось окончательно.