Старый аптекарь в лавке на углу, тот самый, что читал Аристотеля и Боэция, забивая голову разными сочинениями, словно то были шкафы в его лавке, увидел, как мимо прошли полный и элегантный синьор средних лет и пожилая монахиня. Он сразу узнал ее: то была дочь поэта, он написал очень много одиннадцатисложников и ни разу не сбился с ритма. Зачем только нужна вся эта писанина, пусть даже и зарифмованная… То ли дело он — сколько заработал на этой чуме, розмариновый состав шел просто на ура! Он выдавал его за надежное средство по борьбе с болезнью: пузырек следовало держать поближе к ноздрям, чтобы выходящие пары могли противодействовать проникновению зараженного воздуха, обезвреживая его до того, как человек вдохнет заразу. Никто из клиентов не жаловался: те, что остались живы, радовались, что средство помогло, а те, что умерли, уже не могли возмущаться. Аптекарь явно ощущал собственное превосходство над этой парой.
«В конце концов, что такое эта литература? Не больше чем слова», — подумал он, когда до него донеслись отдельные фразы монахини, которая говорила что-то о
КРАТКОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА
Дорогой читатель, надеюсь, что моя книга тебе понравилась и ты получил еще один повод для размышлений. Поскольку содержание моего романа имеет определенную специфику, в этом кратком послесловии мне захотелось дать некоторые пояснения тем событиям, о которых я рассказываю в книге. Хотя большинство из них — лишь плод моего воображения, я старался сделать так, чтобы описываемое показалось как можно более правдоподобным. Сама же суть моего романа — думаю, что ты это почувствовал, — носит скорее идейный характер. Говоря словами Данте, это не больше чем аллегория. Вряд ли Орфей действительно спустился в царство мертвых, усыпив стражей звуками своей лиры, чтобы вызволить Эвридику, а затем снова потерять ее (как известно, он невольно обернулся, желая ее обнять). И все же Данте бы сказал, что это правда. В том смысле, что сама идея правдива: ведь музыка и поэзия (в данном случае Орфей) способны помочь преодолеть отчаяние (страшных фурий подземного мира) и воскресить в нас прекрасные воспоминания (Эвридика). Под звуки музыки эти воспоминания прорастают в нас, точно цветы, они оживают, тянутся к свету. Все это возможно, но лишь при одном условии: они так и останутся воспоминаниями. Если же попытаться к ним прикоснуться, они тут же исчезнут. Можно пережить прежние чувства в собственной памяти, но воскресить их в реальности невозможно.
Так и мой герой, Джованни ди Данте Алигьери из Флоренции фигурирует только в одном документе 1308 года. Он проходит свидетелем по некоему делу, что означает, что на тот момент он был уже совершеннолетним, но больше его имя нигде не упомянуто, нет Джованни и среди наследников Данте. Был ли он сыном Данте или нет — ответа на этот вопрос мы никогда не узнаем. Но для меня было важно, чтобы человек, расследующий смерть поэта, чувствовал себя его сыном. Что касается всех остальных сюжетов — истории о том, как нашли последние песни поэмы, или о том, как жила семья Данте, пока поэт был в изгнании, — все они восходят к Боккаччо, который неоднократно бывал в Равенне, в том числе и в 1350 году (год, на котором обрывается наше повествование), где собирал свидетельства очевидцев, чтобы написать биографию великого поэта. Однако нельзя однозначно утверждать, что все эти сведения достоверны.
Что касается нумерологического кода, его легко обнаружить любому, кто возьмет в руки оригинал
Рассмотрим один простой пример. Возьмем один отрывок из тринадцати строк: АВА ВСВ CDC DED Е. Мы видим, что центральной является седьмая строка, — тогда средняя терцина должна сложиться из строк с шестой по восьмую и выглядеть как BCD. Но поскольку в данной комбинации отсутствует рифма, она никак не может являться нужной терциной. Приходится остановиться на двух других вариантах: СВС или CDC. Тогда оказывается, что для каждой песни