– Ну, мы пока не можем оставить поиск по газетам. Может быть, стоит отбросить слово «аптекарь» и попробовать другие, например, «Медвежий переулок». Но есть множество других ресурсов. Например, база рукописей… – Она умолкла, выводя на экран новую страницу. – По определению база рукописей включает рукописные документы, такие как журналы, дневники, даже документы о семейной собственности. Там часто упоминается очень личная информация. Но в нашем собрании рукописей есть и печатные материалы: машинописные тексты, отпечатанные реестры и прочее.
Я кивнула, это я помнила еще по студенчеству.
Гейнор взяла ручку и принялась крутить ее в пальцах.
– У нас в собрании миллионы рукописей. Но с поиском по ним связаны свои сложности. Понимаете, газетные страницы можно сразу увидеть на экране, потому что они оцифрованы, но рукописи надо заказывать. Пишешь требование, ждешь своей очереди, иногда пару дней, потом тебе предоставляют для изучения сам документ.
– И на изучение может уйти не один день.
Гейнор медленно кивнула, нахмурившись, как врач, который должен сообщить пациенту плохие новости.
– Да, а то и недели или месяцы.
Одна мысль о поисках такого размаха уже выматывала, особенно если учесть, что история аптекаря не более чем миф; что, если все поиски окажутся напрасными, потому что не было реального лица, которое можно было найти? Я откинулась на спинку стула, чувствуя себя раздавленной. Казалось, ни в одной области своей жизни я не могу отделить ложь от правды.
– Выше нос, – сказала Гейнор, толкнув мое колено своим. – Вас явно увлекают такие вещи, а это само по себе редкость. Я хорошо помню первую неделю работы в библиотеке… Я понятия не имела, что делать, но больше всего здесь любила старые карты. Людям вроде нас надо держаться вместе и не сдаваться.
Не сдаваться. Я не знала, что именно хочу найти – да и есть ли, что находить, – но одно со счетов сбрасывать было нельзя: дверь в конце Медвежьего переулка, точно совпадавшую со старыми картами. Работала в тех местах женщина-аптекарь или нет, мысль о старом проходе или улице, известной только тем, кто жил двести лет назад, но все еще погребенной под сегодняшним городом, меня завораживала.
Возможно, именно это имела в виду Гейнор, говоря о притягательности поиска. Я понятия не имела, что за этой дверью, – скорее всего, рассыпающийся обвалившийся кирпич, полный крыс и паутины, – но если я что о себе и знала, что-то, о чем не подозревала еще несколько дней назад, так это то, что заглядывать внутрь не всегда приятно. Именно поэтому я пока избегала думать о Джеймсе, именно поэтому не сказала родителям, да и вообще никому, кроме Роуз, о том, что он натворил. По сути, именно поэтому я и отвлеклась на пропавшего аптекаря.
Мы с Гейнор обменялись телефонами, и я сказала, что свяжусь с ней, если захочу заказать какую-то рукопись или еще поискать в оцифрованной базе газет.
Когда я вышла из библиотеки, телефон показал, что уже начало десятого. Джек вот-вот должен был приземлиться. И, хотя безрезультатные поиски меня расстроили, я вдохнула теплый лондонский воздух, направляясь к метро и Ладгейт-Хилл, и собралась с духом, готовая встретиться лицом к лицу с тем, от чего больше нельзя было отмахиваться.
При всем отчаянии, в котором я пребывала последние дни, в Лондоне, окруженная старой тайной, старой историей, я чувствовала себя такой живой, какой не была уже многие годы. Я решила продолжить поиски. Пробиться сквозь мрак и заглянуть внутрь всего.
15. Элайза. 8 февраля 1791 года
После того как леди Кларенс вылетела из лавки Неллы, воздух в маленькой комнатке сделался влажным и горячим, как часто бывало в кухне. Волосы у меня на руках стояли дыбом; я никогда не слышала, чтобы кто-то разговаривал таким тоном, как Нелла и леди Кларенс только что.
Лицо Неллы было перекошено от тоски и усталости. Я видела, как тяготы ее работы – и требования женщин вроде леди Кларенс – прорезали борозды на ее лбу, как обвисли ее щеки. В воздухе все еще вились тонкие струйки дыма, когда она опустилась на стул, и по лицу ее, как от уксуса, разлилась тревога.
– Убить любовницу лорда, – пробормотала она, – или болтаться на виселице? – Она склонила голову, чтобы посмотреть в огонь, словно искала, что осталось от ее жуков. – Одно ужаснее другого.
– Вы должны сделать порошок заново. – Она не спрашивала, что я думаю, но слова сами вырвались у меня, я не успела даже осознать, что говорю. – Это единственный выход.
Она бросила на меня дикий взгляд.
– Легче, чем убить женщину? Всю жизнь я старалась помогать женщинам. Это, по сути, единственная часть наследия матери, которую я хоть как-то сохранила.
Но Нелла показывала мне свой журнал, и я знала, что записи в нем включают имена, даты и средства. Хуже того, я знала, что в нем значатся и имя миссис Эмвелл, и мое. Это означало, что, если Нелла не сделает новый порошок и леди Кларенс захочет отомстить, я окажусь под ударом.
Мы все, упомянутые в этой книге, окажемся.
Я ткнула пальцем в ее журнал.