Тайная лавка ядов

– Вы можете не вписывать туда имя мисс Беркуэлл, но как же я? Как же все остальные, записанные на этих страницах?

Нелла взглянула на журнал и нахмурилась, словно мысль о нем даже не приходила ей в голову. Словно она в глубине души не верила, что леди Кларенс исполнит свою угрозу. Она медленно перечитала несколько последних строк.

– У меня не хватит сил, – наконец прошептала она. – Я провела всю прошлую ночь в поле, собирая жуков, и до рассвета сушила и молола их. Когда она вернется, я ей так и скажу. Я покажу ей, как у меня все распухло под платьем, все свои больные места, если она захочет их видеть. Я не могу сделать новый порошок, даже если бы хотела.

Мне представлялась возможность, если только у меня хватит ума правильно ею воспользоваться. Страхи мои перед духом мистера Эмвелла не ослабли, а теперь на меня навалилось новое несчастье: то, что лавку и журнал Неллы могут найти констебли.

Я собрала со стола пустые кружки, отнесла их к тазу и сполоснула.

– Тогда я это сделаю. Я соберу жуков, вы меня научите, как, высушу их и смелю.

В конце концов, я привыкла делать за других грязную работу. Означало ли это, что нужно лгать в письмах для миссис Эмвелл или растирать ядовитых жуков для Неллы, болтушкой я не была. Мне можно было доверять.

Нелла какое-то время мне не отвечала, так что я продолжила мыть кружки, хотя они давно уже были чистыми. Казалось, ее тревога на мгновение унялась, хотя я не понимала, из-за того ли, что она увидела надежду в моем предложении помочь, или из-за того, что она смирилась с судьбой.

– Поле за рекой, – наконец сказала она, клонясь вперед, будто ее утомляла одна мысль о возвращении. – Идти придется далеко, но одна ты не справишься. Я соберусь с силами. Пойдем после захода солнца. Жуков легче ловить ночью, когда они спят. – Она закашлялась, вытерла руки о юбку. – До тех пор не будем тратить время впустую. Ты сказала, что поможешь мне с этикетками на флаконах. – Она искоса на меня посмотрела. – Не нужно. Я их наизусть знаю, есть на них этикетки или нет.

– А если они перепутаются? Если их поставить не так?

Она указала на свой нос, потом на глаза.

– Понюхать, после посмотреть. – Она махнула в сторону журнала на столе. – Но есть кое-что еще. Посажу тебя подновить выцветшие записи в журнале. У меня рука недостаточно тверда, чтобы самой это сделать.

Я нахмурилась, придвинула большую книгу к себе, гадая, почему вдруг имена и даты в журнале важнее флаконов на полках. Я бы сочла, что наоборот; в этой книге значились имена всех, кто покупал у Неллы яд. Мне казалось, что эти страницы нужно сжечь, а не подновлять.

– Почему так важно освежить выцветшие записи? – спросила я.

Нелла склонилась вперед и перелистала журнал до страницы, покрытой неразборчивыми записями от 1763 года. Провела рукой по нижнему левому углу; на страницу когда-то пролилась жидкость, и многие записи невозможно было прочесть. Нелла пододвинула ко мне перо и чернильницу. По ее указанию я взяла перо и начала обводить бледные строчки в книге свежими чернилами, повторяя названия средств – кислица, бальзам, сафлор, – так же аккуратно, как имена клиентов.

– Имена многих из этих женщин, – прошептала Нелла, – записаны только у меня в журнале. Это единственное место, где их помнят. Я пообещала это матери, сохранять память о женщинах, имена которых иначе будут стерты из истории. Мир к нам недобр… Мало есть мест, где женщина может оставить нестираемый след.

Я закончила обводить запись и перешла к следующей.

– Но этот журнал их сохранит – их имена, их воспоминания, их ценность.

Задача оказалась сложнее, чем я думала: все эти обводы и подновления. Повторять слова не то же самое, что писать; двигаться приходилось очень медленно, за петлями чужого почерка, и я не так гордилась тем, что получалось, как надеялась. Но Неллу, похоже, все устраивало, и я расслабила плечи, отчего работа пошла живее.

Нелла перелистала журнал на более поздние записи, сделанные всего несколько месяцев назад. В какой-то момент страницы, должно быть, слиплись, повредив несколько строчек. Я начала обводить первую, читая вслух. «7 декабря 1790 года, мистер Бичем, черная чемерица, 12 гран, по просьбе сестры, мисс Элли Бичем».

Я, ахнув, указала на слово «сестра».

– Эту я хорошо помню, – сказала Нелла, пока я обновляла запись. – Брат мисс Бичем был человеком алчным. Она нашла письмо – он собирался через неделю убить их отца, чтобы унаследовать огромное состояние.

– Она убила брата, чтобы он не убил отца?

– Именно. Понимаешь, Элайза, от алчности добра не бывает. И тут тоже не вышло… Мисс Бичем понимала, кто-нибудь да умрет. Вопрос был лишь в том, кто.

Я обвела имя мисс Бичем – Элли – длинными штрихами. Перо легко скользило по грубому пергаменту, словно само понимало, как важны эти усилия, как важно сохранить имя мисс Элли Бичем и память о том, что она сделала.

Потом мой взгляд снова зацепился за ее имя. Всего через несколько дней, 11 декабря, она снова пришла в лавку.