Неудивительно, что женщина-аптекарь так и осталась загадкой: ее дверь была спрятана за стеной из полок, и только прошедшие два столетия, за которые дерево состарилось, позволили мне ее отыскать. Два столетия и немного беспечности вкупе с нарушением закона. Но если у меня и были сомнения в том, что она существовала, теперь их не осталось.
Я вышла из Медвежьего переулка, сознавая, что только что впервые в жизни совершила преступление. Под ногтями у меня была грязь, в телефоне – полно фотографий, подтверждающих мою вину. Но я не чувствовала себя виноватой. Вместо этого мне настолько не терпелось поставить телефон на зарядку и просмотреть фотографии, что я едва удержалась, чтобы не побежать в гостиницу бегом.
Но Джеймс. Когда я тихонько прокралась в номер в надежде его не разбудить, сердце у меня упало. Он не спал, лежал на диване с книжкой.
Мы не стали разговаривать, я забралась в постель и воткнула телефон в розетку. Я зевнула – адреналин растаял, оставив после себя болезненную усталость, – украдкой посмотрела на Джеймса. Казалось, он поглощен своей книгой и так же бодр, как накануне вечером была я.
Проклятие джетлага.
Я удрученно отвернулась от него. Фотографиям придется подождать до завтра.
Я проснулась от шума воды в душе и тонкого луча дневного света, пробившегося сквозь шторы и упавшего мне на лицо. Дверь в ванную была приоткрыта, из нее шел пар, на диване лежало свернутое одеяло, Джеймс аккуратно устроил его рядом с запасной подушкой.
Я взяла телефон – полностью заряжен – и подавила порыв немедленно занырнуть в фотографии. Вместо этого я уткнулась лицом в подушку, стараясь не обращать внимания на полный мочевой пузырь и считая минуты до тех пор, пока Джеймс не уйдет из гостиницы, чтобы я могла спокойно начать день.
Наконец, он вышел из ванной в одном только бежевом полотенце вокруг талии. Это было так нормально, видеть мужа полуголым, и все-таки что-то во мне напряглось. Я не была готова к «нормальному», ни сейчас, ни в ближайшем будущем. Я отвернулась.
– Припозднилась ты вчера с ужином, – произнес Джеймс с другого конца комнаты. – Что-то вкусное?
Я покачала головой:
– Просто взяла сэндвич, прошлась.
Эта маленькая невинная ложь была не в моем духе, но я не собиралась рассказывать ему – или кому-то еще, – чем я на самом деле занималась вчера вечером. К тому же он несколько месяцев врал мне о куда более важном.
Джеймс хрипло кашлянул у меня за спиной. Подошел к дивану, нагнулся и поднял с пола коробку бумажных платков. Я раньше ее не видела, так что, наверное, она всю ночь стояла рядом с ним.
– Чувствую себя не ахти, – сказал он, прижимая платок ко рту и снова кашляя. – И горло болит. Наверное, сухой воздух в самолете.
Он открыл чемодан, вытащил футболку и джинсы, потом бросил полотенце на пол и стал одеваться.
Чтобы не смотреть на его голое тело, я уставилась на вазу с цветами на столике возле двери. Некоторые цветы уже начали вянуть. Руки мои лежали поверх покрывала, я увидела вчерашнюю грязь под ногтями и сунула их под одеяло.
– Какие у тебя на сегодня планы? – Про себя я молилась, чтобы он сходил осмотреть город, или в музей, или просто… ушел. Я ничего так не хотела, как остаться здесь одна с телефоном, со знаком «Не беспокоить» на ручке двери.
– Лондонский Тауэр, – сказал он, застегивая ремень.
Лондонский Тауэр. Древний замок был одной из достопримечательностей, которая меня больше всего занимала – там хранились драгоценности Короны! – но теперь он казался всего лишь музеем для детей по сравнению с тем, что я вчера отыскала в глубине Медвежьего переулка.
Джеймс снова закашлялся, похлопал себя ладонью по груди.
– У тебя случайно нет ничего от простуды? – спросил он.
В ванной лежал мой несессер, в котором была косметика, зубная нить, дезодорант и эфирные масла. Я знала, что у меня есть пара таблеток обезболивающего, но не думала, что стоит занимать место, таща с собой все возможные лекарства от всех болезней.
– Прости, – сказала я. – Есть эвкалиптовое масло. – Оно уже давно стало моим главным средством от подступающей простуды; эвкалипт входит в бальзам «Викс» для растирания и чудесно справляется с заложенностью и кашлем. – В белой сумке на столике, – сказала я, указывая в сторону ванной.
Он вышел с гримасой на лице.
– Сильная штука.
Я кивнула; даже на расстоянии нескольких шагов я чувствовала острый медицинский запах масла.
Раз уж Джеймс был одет и, казалось, готов уйти, я изо всех сил старалась избежать продолжения разговора.
– Я попробую прилечь еще ненадолго, – сказала я, барахтаясь в одеяле. – Приятного тебе осмотра достопримечательностей.
Он медленно, грустно кивнул и замялся, будто хотел что-то сказать. Но не сказал и, взяв бумажник и телефон, вышел из номера.
Едва щелкнул замок, я метнулась за телефоном.