Тайная любовь княгини

«Князь Андрей Иванович, шлет тебе поклон новгородская земля. Помощь тебе от нас будет немалая. Изловили мы на ярмарке лихоимцев да воров, что обирают заморских гостей и задирают без причины горожан, да составили из них полк. Ежели что не так – лупи их нещадно и казни своей властью. А на том кланяюсь».

ХИТРОСТЬ ДВОРЕЦКОГО

Овчина-Оболенский уже ведал о том, что князь Андрей со многим воинством вышел из Старицы и двинулся к новгородской земле и его дружина, разбухшая от пришлых ратников, теперь способна снести не только московские полки, но и все крепости на своем пути.

Шигона, заметив печаль боярина, предложил:

– На хитрость надо пойти, Иван Федорович. Ежели старицкий князь грамоты пишет, так и нам от этого нельзя отказываться.

– Ну… что же ты предложишь? – с воодушевлением посмотрел Овчина на верного холопа.

– Отпишем в дружину Андрея письма о том, что простим всякого, кто оставит старицкого князя и пойдет на службу к великой княгине, а строптивцев развешаем через версту по всей новгородской дороге, яко собак.

– Хм… А ведь ты прав, Ванюша, еще как прав! Дай дьякам наказ: пусть пишут, да чтобы писем поболее было.

Река Мета разлилась, и там, где в прошлом году паслись табуны лошадей, теперь плескалась рыба. Старицкий князь выбрал место высокое, и его шатер напоминал гнездовище огромной птицы. Воинство разместилось у подножия склона. Ратники запалили костры, развешали на колья панцири и кольчуги, а затем стали дожидаться распоряжения князя.

Андрей Иванович не торопился, он ведал о том, что третьего дня сюда должен подойти большой отряд углицких дворян, которые обещали привезти вместе с обычным вооружением дюжину немецких нарядов. Такая подмога будет кстати – каменные ядра с великой лихостью расщепят ворота московского Кремля.

Воинники обживали очередное пристанище и по вечерам уходили в близлежащее село в поисках спелых девок. А оставшиеся дружинники запивали горькое одиночество наливкой и вином и всю ночь орали песни.

– Тут я на дороге письмо одно нашел, – понизил голос плечистый детина лет тридцати. – Может, кто из вас силен в грамоте, прочитал бы?

– Дай сюда, – протянул руку десятник, – прочитаю. С малолетства грамоту разумею. Батянька мой хотел, чтобы я дьяком стал в приказе, да, видно, не суждено. На службе старицкого князя помереть придется.

Он развернул грамоту, сдул с поверхности осевший серый пепел и прочитал первую строчку:

– «Дружинники, не верьте крамольному князю Андрею Ивановичу. Ежели ослушаетесь государыню, так висеть вам всем на березах, яко шелудивым псам…» Так вот о чем грамотка, – нахмурился десятник.

– А ведь верно в письме-то писано, – вступился в разговор дядька лет пятидесяти, подкинув в костер охапку хвороста. – Андрею Ивановичу с великим князем не совладать. Московский государь хоть и мал, да за ним, почитай, вся святая Русь стоит, воеводы отважные. Возьмут и переломят хребет старицкому князю. – И ратник обломал между пальцев сухую тростину. – Вот так! Только хруст пойдет.

– Нечего нам здесь делать, молодцы, – пробасил крепкий отрок с жиденькой бороденкой, – ежели к детишкам хотим вернуться. У меня ведь тоже такая грамотка имеется, я ее на память выучил. Десятник, ты бы дальше прочитал.

– «…а ежели оставите полки опального князя и вернетесь по домам, то великий московский князь и государь всея Руси вас пожалует». Слыхали? Пожалует! Уходить надо, а то далее поздно будет. Придет Иван Овчина да обложит дружину князя старицкого своими полками.

– О чем шепчетесь, молодцы? – вынырнул из темноты Семен Мальцев.

– Да так, господин, разговоры ведем праздные, – почти весело отозвался десятник. – Завтра углицкие служивые должны с нарядами подойти, вот тогда мы покажем московской дружине, на что горазды! А может, наливочки желаешь, подьячий?

– Некогда мне, князь дожидается.

И Семен Мальцев так же неожиданно сгинул, как и возник.

– Вот он, пес князя… Ходит, вынюхивает, – буркнул в темень степенный мужик. – Бежать нам надобно, пока караул от пьяна не пробудился.

– Уж не так сразу, – почти обиделся десятник. – Надо бы наливку допить, а уж тогда… Ну что, братки, подставляй стаканы.

И воинник, ухватив обеими руками огромный кувшин, неторопливо разлил в глубокие стаканы тягучую хмельную жидкость.

– Эх, крепка твоя наливка, десятник, – сказал дядька.

– Что верно, то верно, – согласился ратник. – Крепка, как броня! Как собираться на сечу стал, так матушка ее мне вместе со спасительным крестом пожаловала. Так и сказала, что хмельное зелье меня от любой беды убережет.

– Заговоренное питие подчас охраняет лучше крепостных стен, – подтвердил дядька. – Плесни мне еще матушкиной наливки, авось ее просьба и меня убережет.

– Ведь не мы только так думаем, – расчесал пятерней бороду крепыш-отрок. – Таких грамот в каждом полку предостаточно. Не удержит всех князь.

– Не удержит, – согласился десятник.

– Я так полагаю, – слизал последнюю каплю дядька, – нечего нам здесь задерживаться. Пока караульщики пьяны, надобно идти. Ну, кто со мной, молодцы?

Он поднялся.

– А мы все заедино, – отозвался крепыш. – А ты идешь с нами, десятник?