С затаенным беспокойством в горящих глазах Босвелл окинул Триффана долгим пристальным взглядом и лишь затем сказал:
— Тебе надлежит еще очень многое совершить. До той поры, пока не осуществишь назначенное, ты побываешь там, но только чтобы немного подлечиться самому и обустроить тех, кого, возможно, приведешь с собою. В конце концов ты вернешься насовсем туда, откуда пришел, как надлежит любому кроту.
— Будешь ли ты тоже там? Со мной?
— Я всегда буду там, — спокойно отозвался Босвелл, — ибо я всегда буду там, где ты.
— Я хочу знать, будешь ли ты со мной вместе?
— Покуда в тебе живет вера в Камень, покуда мысль обо мне не покинет тебя, я всегда останусь с тобою.
— Ты грустишь, Босвелл. Таким я не видел тебя за все время нашего путешествия. Ты печалишься со вчерашнего дня, с того времени, как мы увидели казненных кротов.
— Я грущу оттого, что наша дорога подошла к концу. Как видишь, Белым Кротам тоже доступны обычные чувства.
— Понимаю. Я долго спал?
— Всю ночь. Сейчас уже утро.
— Я не хотел засыпать. Ты читал молитвы, произносил благословения, — я должен был бы слушать их и запоминать.
— Зачем?
— Но если мне предстоит стать писцом...
— Поешь, приведи себя в порядок, — прервав его, деловито сказал Босвелл, — и будем двигаться.
Тут Триффан, теперь уже проснувшийся окончательно, ощутил в себе прилив сил и энергии. После прочтения обычной благодарственной молитвы, как научил его Босвелл, он поднялся, встряхнулся и произнес:
— Думаю, сейчас мне следует идти впереди: еще не известно, кто нам встретится — друг или враг.
— Я пока не слышал ничего подозрительного, — отозвался Босвелл.
— Хорошо, если так, — с сомнением проговорил Триффан: он знал, что старик плохо различает тихие звуки и слабо чувствует вибрации почвы. К тому же шум ветра в тоннелях сбивал с толку: отовсюду неслись какие-то шорохи и шелесты — не то шаги, не то просто где-то сыпалась пыль.
— Держись ближе ко мне, чтобы ты мог коснуться меня и указать, где надо повернуть, ты ведь хорошо знаешь дорогу.
Подобно двум теням, заскользили они в глубину Священных Нор. Не было приветственных возгласов, не было пышной торжественной встречи; крадучись, храня полное молчание, чтобы не выдать себя ненароком, Триффан, полный решимости до конца выполнить свою роль защитника и телохранителя, шел впереди.
Вначале тоннели центральной системы мало чем отличались от тех, по которым они шли прежде. Разве что были чуть шире и выглядели чуть более запущенными. Однако мало-помалу перемены становились более ощутимыми: отполированные временем стены заблестели; сияли и полы, по которым, как видно, прошла не одна тысяча лап. Здесь ощущались торжественность и какой-то особый покой. Эхо шагов бежало впереди них, над ними же струились потоки свежего воздуха. Такие воздушные потоки умели делать в те давние времена, когда строители еще владели искусством особым образом оформлять входы и выходы; знали, где и под каким именно углом нужно выполнить поворот, чтобы тоннель не только был пропорционален сам по себе, но и находился в гармонии со всей системой в целом. Именно об искусстве такого рода не раз рассказывал ему Босвелл, не переставая повторять, что умение строить тоннели и системы целиком зависит от того, насколько гармонична натура крота, прокладывающего их.
Кроты миновали несколько ответвлений, отходивших одни вправо, другие влево; их порталы были украшены причудливой и богатой резьбой, выполненной в манере, неизвестной Триффану. Через равные интервалы были устроены небольшие лазы, ведущие на поверхность; горки из мела и земли, прикрывавшие их сверху, смягчали шум ветра, но прекрасно пропускали прочие звуки. Один раз путники уловили тихий перестук овечьих копытцев; другой раз — частый легкий топот кроличьих лапок. Любой хорошо выполненный ход обычно передавал все эти звуки, однако совершенство здешней системы поразило Триффана.
Тоннели были по-прежнему пустынны и покрыты пылью. В одном месте кроты наткнулись на полуразрушенный свод. Наконец подошли к главной развилке.
— Куда теперь? — шепнул, останавливаясь, Триффан.
— Налево — Центральное Святилище, направо — дорога к Библиотеке Манускриптов и к жилым помещениям. Сверни налево,— отозвался Босвелл.
Тоннель, в который они вступили, оказался уже предыдущего и гораздо темнее. Врожденная осмотрительность заставила Триффана двигаться еще бесшумнее, тем более что воздушный поток стал неровным, как будто где-то впереди было некое препятствие — обвал или притаившийся в засаде крот.
Впереди показался поворот. Они замедлили шаги и остановились, прислушиваясь. Триффан беззвучно поднял лапу, давая Босвеллу понять, что дальше пойдет один, затем осторожно приблизился к повороту и заглянул за угол, готовый отразить любое нападение.