Тайная Миссия

Скинт с тревогой следил за Виллоу и не скрывал своей ярости: ни один из грайков не желал хоть чем-то помочь старой кротихе. Время тянулось бесконечно, солнце поднялось уже высоко, день выдался теплый и ясный, но Триффан не видел ничего вокруг: каждую минуту он ожидал, что Мэйуида найдут. Всех сковал страх.

Уид расположился как можно удобнее и терпеливо ждал. Привычные к безусловному повиновению гвардейцы тоже хранили почтительное молчание. Через какое-то время Триффан ощутил еще чье-то невидимое присутствие. Ему почудилось, будто над Хэрроудауном воздух вдруг странно и угрожающе похолодел. Видимо, что-то похожее почувствовал и Брейвис, потому что он поежился и зашептал заклятие от дурного глаза.

— А ну, сейчас же прекрати! — крикнул грайк и полоснул Брейвиса по бедру.

Тот замолчал. Все услышали его тяжелое прерывистое дыхание.

Но вот грайки, посланные на розыски, стали один за другим возвращаться. Тоннели были пусты: они никого не нашли.

— Странно, — подала голос Феск. — Ведь нор-то семь. Ничего, в конце концов мы узнаем правду!

И снова стало тихо. Молчание сделалось гнетущим; даже гвардейцев, похоже, охватил непонятный страх. Все как один они обернулись к югу и попятились, будто сама судьба должна была выйти к ним оттуда, Феск придвинула свое скрюченное тело ближе к Уйду. Тот лишь улыбнулся.

И тут под корнями огромного дуба, что стоял неподалеку, показалась чья-то тень. Вскоре она приняла более определенные очертания. Кто-то двигался к ним, но двигался неспешно, так что вначале трудно было разобрать, крот это или кротиха. От силуэта исходил странный зловещий свет: он слепил глаза, хотя имел черно-серый оттенок; он исходил от меха, который отражал солнце, но был черен, как сама ночь. Фигура казалась огромной, мощной и наводила ужас.

Триффан замер, как и все остальные, кроме Уида. В тишине было слышно, как лапы Уида в радостном нетерпении царапают по земле. Смэйли подобострастно припал к земле; Феск вся сжалась и растянула отвратительный рот в улыбке.

Фигура стала медленно поворачиваться. Ее движения были величественны; она шла с таким видом, словно в своих цепких лапах держала весь кротовий мир. Хенбейн из Верна — собственной персоной! Она медленно обводила их взглядом, и каждый ощущал: стоит ему хоть когтем шевельнуть — и он мертвец.

Ее глаза остановились на пленниках. Взгляд этот притягивал, поглощал тебя целиком. Триффан понял, что ей указали на него, потому что именно на Триффане в конце концов остановился ее взгляд.

— Значит, это ты — Триффан, — проговорила она, впиваясь в него глазами, и он ощутил ее магическое притяжение, почувствовал, как ее злая воля проникает в его сердце, парализует и подчиняет его.

— А меня зовут Хенбейн, — тихо произнесла она кокетливым тоном.

Триффан с ужасом понял, что теряет контроль над собой; еще минута — и он целиком предоставит себя ее воле... Ее лицо приняло оскорбленное выражение, будто Триффан и все остальные каким-то образом обманули ее ожидания и она не могла понять, за что ее обижают.

— Ты — друг милейшего Босвелла?

— Да,— отозвался Триффан каким-то чужим голосом.

— Тогда я рада передать тебе от него весточку, — отозвалась она.

Тело ее, такое обманчиво прекрасное, дышало силой; острые когти черно поблескивали, а глаза... глаза глядели ему прямо в душу.

— Мне не терпится ее услышать, — пролепетал Триффан. Он изо всех сил боролся с желанием любить ее, пасть к ее ногам, молить о прощении...— Что же... что он просил передать? — выдавил он наконец.

Она наклонилась и, лаская, коснулась его плеча, его головы, его туловища... И ее прикосновение... оно было столь чувственным, столь многообещающим, что Триффану хотелось лишь одного — чтобы эта ласка длилась до бесконечности... Он затрепетал и, собрав все силы, чтобы не поддаться этому голосу, этому взгляду, снова шепотом повторил свой вопрос:

— Что же он просил передать?

— Да так, ничего существенного, — прозвучал небрежный ответ. — Дело в том, что Босвелл, последний летописец и знаменитый крот Аффингтона, Белый Крот Босвелл... мертв.

Как громом пораженный, Триффан пошатнулся и стал задыхаться. Ее когти впились ему в плечо, он почувствовал дикую боль, а когти проникали в его плоть все глубже, а лицо Хенбейн исказила страшная своей неприкрытой жестокостью улыбка наслаждения, больше похожая на гримасу.

Потом она разодрала когтями ему щеку, отвернулась и, указав на Брейвиса и Виллоу, произнесла:

— Казните их!

Глава двадцатая

Не успела Хенбейн отдать свой приказ, как несколько гвардейцев кинулись деловито выполнять его. По бокам Брейвиса и Виллоу встали грайки. Подошел еще один и вонзил когти в плечо каждого...