Эта лживая, показная увлеченность только больше растравила Нелли, и сейчас, противопоставляя свое, взвинченное, умиротворенному состоянию Александра, догадывалась почему: Александр читал ее как открытую книгу, и это Нелли сердило. Она не хотела делиться испытываемым, ни с Александром, ни с кем-нибудь еще, потому как не хотела этого испытывать. Она не желала, чтобы мнения окружающих, которых знала-то от силы пару месяцев, хотя бы малость для нее да значили. Только значили, действительно значили, в чем Нелли виделось что-то постыдное.
Нелли молча отвернулась от Александра. Они как раз доходили до «волшебной стены», верное название которой Нелли по-прежнему не знала, когда, обняв ее за плечи и развернув спиной к «стене», Александр подтолкнул Нелли обратно, в сторону дома.
– Что такое? – Она напряглась, тогда как в голове крутился совсем другой вопрос: что за «волшебная стена»? Давай поговорим о «волшебной стене» и о твоих волшебных способностях. Ведь именно об этом она намеревалась заговорить, когда ей навязали иной маршрут.
Не прошли они полдюжины шагов, как Александр повернул направо, в сторону разбросанных по лужайке кустарников, меж которых пролегала тропинка.
– Тебе не все равно, и я иду с тобой, что значит, везу тебя.
Стояло ли спрашивать для чего.
– Послушай, Александр, думаю, пора тебе прекращать меня контролировать и сопровождать везде и всюду. Я, конечно, понимаю, что существуют догмары и их непредсказуемость, как отдельный подвид, но, думаю, в ближайшие день-два меня точно никто не тронет.
Александр покосился на Нелли.
– Может, мне тоже необходимо поговорить с Дмитрием, – заметил Александр. И то, как он это заметил, Нелли совершенно не понравилось. Нелли споткнулась о корявую палку.
– И о чем же? – Нелли отстранилась от Александра, удержавшего ее от смачного падения. – О чем ты собрался с ним говорить? – О чем он мог «поговорить» с Дмитрием? Это какие же точки соприкосновения между ними были?
То-то же: никаких. Разве что…
Сердце заколотилось чаще. Еще чаще оно заколотилось от того, что Александр ей ничего не ответил: он все шел, и шел, и молчал…
Между тем они дошли до автомобиля – цвета «уголь» блестящего «Феррари», одиноко стоящего неподалеку от трехэтажного здания.
– Так о чем ты собираешься разговаривать с Дмитрием?
Ну, развей же ее опасения…
– О насущном.
– О каком таком насущном? Что ты собираешься делать?
– Я же сказал: поговорить с ним.
– А дальше? – закипала Нелли.
Ей не нравилось, когда он поступал вот так: словно целенаправленно побуждал выуживать каждое слово, выводя ее тем самым из себя.
– А дальше… – сделал паузу, когда ладонью оперся о ребро металлической крыши, – поговорить с ним.
– Александр! Ты прекрасно знаешь, о чем я спрашиваю!
Дверца перед ней распахнулась, и Александр не без интереса всмотрелся Нелли прямо в глаза.
– Хочешь знать, не проткну ли его тонкую шею своими острыми убийственными когтями? Зависит от обстоятельств.
Он не развеял ее опасений, напротив, сильнее обеспокоил. Ну, вот как? Как она не подумала об этом раньше: разумеется, Дмитрий с Ликой, даже скройся они в начале предполагаемой заварушки, представляли для ferus угрозу.
– Каких обстоятельств? – Нелли шагнула к Александру, тогда как внутренне превращалась в камень: настолько собранной себя ощущала. – Ты собираешься навредить ему? И Лике тоже? Или…
– С девчонкой вопрос улажен.
– Что? – ужаснулась Нелли, моментально представив все то страшное и непоправимое, что могли сотворить с Ликой ferus. – Ты говорил, что не причиняешь людям зла, не трогаешь их, игнорируешь…
Да, сегодня ночью, когда уставшие, глаза в глаза, они лежали, перешептываясь обо всем подряд. Включительно – о потребительском отношении ferus к людям, которого Нелли не одобряла.
– Я и не причиняю. И прекрати смотреть на меня как на душегуба, с Ликой твоей все в порядке: она нас не помнит.
Немного отпустило. Даже ветром обдало, как в подтверждение слов Александра.
– А вот о бармене этом, бутылераздавальщике, ты печешься, дорогая, чересчур усердно. – В нее вонзили острый взгляд, слегка склонили голову.
Да о чем он говорит.
– Значит, то же ты вознамерился сделать с Дмитрием? Применить гипноз? Заставить забыть?
Частично скрытый раскрытой дверцей, похожей на крыло летящей птицы, Александр не шелохнулся, не вздохнул, не моргнул.
– Не знаю.
– Что значит, не знаешь? Ты все знаешь. Я знаю, что знаешь. Но ничего мне не рассказываешь! Говори же!
– То и значит: я действительно не знаю. – Александр захлопнул дверцу: посадить ее в машину сейчас – утопия. – Я, конечно, мог бы применить телепатию, и затопить его сознание ложными образами, в которых не фигурируют ferus…
– Так и…
– …если бы проживал твой друг в лесной глуши, огороженный бетонной коробкой, и ни с кем – ни с кем! – не контактировал. – Под конец Александр ожесточился: рассекал словами воздух, словно размахивал раскаленным железом. – Не очень-то хорошо получится, если на очередном допросе в полиции он станет путаться в своих показаниях или вовсе говорить обратное прежде сказанному, тебе не кажется?