Тайная полиция в России. От Ивана Грозного до Николая Второго

Азеф хотел, чтобы его бывшие товарищи по-деловому, как он выражался, взглянули на его связь с полицией. Он знал по прежнему опыту, что руководители партии считают никчемными моральные принципы, когда речь идет об интересах революции. Во время разговора с Владимиром Бурцевым он принялся подсчитывать сравнительную ценность сановников, павших жертвами террористических актов, и рядовых революционеров, которых пришлось ради этого выдать полиции. По мнению Азефа, баланс был настолько выгоден эсерам, что оставалось лишь удивляться ничтожности издержек. Тем не менее эсеры отказались вступить с ним в переговоры. Зная вероломство своего бывшего соратника, они просто побоялись быть втянутыми в очередную темную историю. По иронии судьбы Азеф, не сумевший доказать эсерам свою преданность революции, убедил в этом немецкие власти. Вскоре после начала Первой мировой войны он был арестован как опасный террорист и провел два с половиной года в берлинской тюрьме Моабит. В одиночной камере Азеф оставался самим собой. Ему не пришло в голову воспринять заключение как возмездие за грехи. Он жаловался на жестокую несправедливость, требовал смягчить режим. Азеф был освобожден в конце 1917 г., но прожил на свободе всего несколько месяцев. Он испытывал физические страдания от тяжелой болезни, но нет ни малейшего свидетельства, что его мучили какие-либо угрызения совести. Азеф скончался в апреле 1918 г. Его имя как при жизни, так и после смерти было окружено множеством причудливых легенд. Даже реальные факты подвергались фантастической обработке. Десятки выданных революционеров легко превращались в сотни и тысячи.

Другая легенда была связана с судьбой парохода «Джон Крафтон», потерпевшего крушение в финских шхерах. Весной 1905 г. Азеф сообщил полиции, что член Финской партии активного сопротивления Конни Циллиакус получил от японской разведки деньги на закупку оружия, которое предполагалось доставить в Россию морским путем. Хотя полиция не сумела воспользоваться этими сведениями, операция сорвалась из-за густого тумана. Впоследствии эсеровские публицисты писали: «В этом деле видна предательская рука Азефа, не случайно “Джон Крафтон” сел на мель». Трудно вообразить, как можно было достичь этого без чудесного дара повелевать силами природы по собственному усмотрению. Такими же сверхъестественными возможностями наделяли Азефа те авторы, кто приписывал ему провал вооруженного восстания в Москве в декабре 1905 г.

Если отбросить фантастические измышления, то все версии могут быть сгруппированы по трем основным направлениям. Наиболее авторитетным сторонником официальной версии являлся Герасимов, для которого и на склоне лет Азеф оставался «лучшим сотрудником», хотя и с оговоркой, что он может ручаться лишь за период с 1906 г. Американский историк Анна Гейфман снимает даже эту оговорку. По ее мнению, Азеф, хотя и не был самоотверженным энтузиастом, все время действовал в интересах полиции. Чтобы сделать этот в высшей степени спорный вывод, автору пришлось объявить фальсифицированными все эсеровские источники.

Противоположную точку зрения высказал человек, который на протяжении многих лет был слепо уверен в верности Азефа. Речь идет о Ратаеве, изменившем свое мнение под воздействием разоблачительных материалов. Пытаясь увязать несомненные заслуги агента со столь же несомненными фактами предательства, он разделил его службу на три периода: «1) Безусловно верный — с 1892 по лето 1902 г., 2) сомнительный — с 1902 по осень 1903 г. и 3) преступный — с этого времени до конца службы». Причина измены, по убеждению Ратаева, крылась в том, что Азеф в 1902 г. попал под гипнотическое влияние Герша Гершуни. Между тем не существует ни прямых, ни косвенных доказательств подобного влияния. Азефа никак нельзя было причислить к восторженным юнцам, чьи разум и сердце обычно пленял Гершуни. Он обманывал и использовал знаменитого террориста точно так же, как всех, кто попадался на его пути. Весьма условной выглядит периодизация Ратаева, хотя некоторые исследователи склоняются к мысли, что в отдельные моменты Азеф неукоснительно выполнял приказы эсеровской партии.

Самым распространенным является мнение об Азефе как о двурушнике, хотя представления о характере его двойной игры зачастую расходятся самым кардинальным образом. Современникам казалось бесспорным, что никто не смог бы столько лет действовать безнаказанно без сообщников в высших сферах. Иностранные газеты бульварного толка угощали своих читателей рассказами о том, что великие князья обещали Азефу миллионы рублей за убийство Николая II. Русская пресса оппозиционного направления намекала, что правительство руками своего агента устраивало террористические акты с целью оправдать в глазах общественности усиление репрессий. В сообщники Азефа записывали едва ли не всех министров внутренних дел, которые якобы требовали от агента не устраивать покушений на их жизни. Взамен ему будто бы предоставили полную свободу рук в отношении менее важных сановников.