Тайная страсть Гойи

– Он обращается со мной, будто с прислугой! Хотя… нет! С прислугой он обращается куда более уважительно!

– Скоро все изменится. – Женщина говорила негромко, и, чтобы расслышать ее, приходилось сосредоточиться, впрочем, господь милостью своей наградил Альваро отменным слухом.

– Он только и говорит, что о моих долгах. – В мужском голосе появились хнычущие нотки.

– Мануэль, согласись, что в чем-то твой брат прав. Мы не можем позволить себе…

– Мама! А как же мое честное имя!

Альваро хмыкнул: опыт подсказывал, что именно подлецы больше всех заботятся о честном имени.

– Да надо мною весь Мадрид уже смеется! Как же… Мануэль вынужден побираться! Мне скоро милостыню подавать станут! А я…

Звук хлесткой пощечины Альваро ни с чем бы не перепутал.

– А ты сейчас успокоишься. – В голосе женщины появились металлические ноты, и Альваро удивленно приподнял бровь. Надо же, а у него сложилось впечатление, что матушка клиента – женщина недалекого ума и не самого сильного склада характера.

– Успокоишься, – повторила она, – и пойдешь к брату. Ты попросишь у него прощения за утрешнюю ссору. Ты ведь на самом деле не думаешь, что он…

– Извращенец и содомит? Матушка, право слово!

Вторая пощечина заставила Мануэля замолчать.

– Не имеет значения, что я думаю, – с бесконечным терпением произнесла женщина. – Сейчас важно, что думает он. Чего ты добился, обвиняя брата в… таком? Или ты полагал, что он испугается твоих криков и оплатит твои долги? Мануэль, я начинаю бояться, что, оделив тебя внешностью, господь забыл о голове. Твой отец тоже никогда не был способен думать ни о чем, кроме своих приятелей и потаскух. Хоть раз в жизни сделай над собою усилие… Бери пример с сестры.

– Лукреция – дура.

– Лучше быть состоятельной дурой, чем бедным умным гордецом.

Альваро лишь головой покачал: чем дальше, тем интересней становилось дело. Он лег на подоконник и, выскользнув из комнаты, распластался на карнизе, к счастью, довольно широком. Подумалось, что после этаких экзерсисов его, почти чистая рубашка, вновь окажется заляпана, да не чем-нибудь, а птичьим дерьмом, но дальнейшая беседа всецело отвлекла Альваро от печальных мыслей.

– Мануэль. – Теперь женщина говорила ласково, утешая. – Ты же понимаешь, что теперь мы зависим от Диего… Он не злопамятен. Если ты раскаешься…

Тут, видимо, у донны зародились некие сомнения. Надо полагать, она хорошо знала собственного сына, а потому испытывала некоторые сомнения в его способности раскаяться искренне.

– Или хотя бы сделаешь вид, что раскаялся, Диего тебя простит.

– И что?