На открытом процессе, проходившем с 25 ноября по 7 декабря 1930 г., все обвиняемые признали свою вину. Л.К. Рамзин, В.А. Ларичев, Н.Ф. Чарновский, И.А. Калинников и А.А. Федотов Верховным судом СССР были приговорены к расстрелу; С.В. Куприянов, В.И. Очкин и К.В. Сытнин — к 10 годам лишения свободы. Позже Президиум ЦИК СССР по ходатайству осужденных заменил расстрел десятилетним заключением и снизил срок наказания другим осужденным.
Для участия в этом процессе следователи ОГПУ подготовили Юровского. 30 ноября 1930 г. его отвезли на заседание Верховного суда, рассматривавшего дело Промпартии. Он был вызван в зал заседаний, где председательствовавший Вышинский напомнил, что советский кодекс требует, чтобы свидетель говорил правду. По этой логике Юровский должен был бы сказать, что до ареста ничего не знал по рассматриваемому делу. Но из этого вытекала бы необходимость заявить, что на следствии в ОГПУ он четыре месяца давал ложные показания. В зале сидели иностранцы.
Юровский вынужден был объявить себя контрреволюционером. Как он считал, это был последний акт его советской службы: «Во всяком случае, я так смотрел на свое положение. Никто никогда не узнает того, что я здесь пишу. Но я хотел бы, чтобы это знали т.т. Сталин и Молотов»[364]
. Юровский «разоружался», не имея никакого оружия, т. е. признавал все, в чем его обвиняли.23 декабря 1930 г. приказом ОГПУ № 457/213 Менжинский в целях скорейшей и полной ликвидации контрреволюционных Промышленной и Трудовой крестьянской партий и всех возглавлявшихся ими областных и краевых вредительских центров, диверсионных, террористических, военных и повстанческих организаций и ячеек разграничил следственно-оперативные функции Секретно-оперативного и Экономического управлений ОГПУ.
Он приказал:
«1) Следствие по делу Промпартии сосредоточить в центре и на периферии в органах Экономического управления ОГПУ.
2) Следствие по Трудовой партии сосредоточить в центре и на периферии в органах Секретно-оперативного Управления ОГПУ (по секретному отделу).
3) Террористическую группу Промпартии оставить до полного расследования ее террористической деятельности в распоряжении СО ОГПУ, после чего эту группу передать в ЭКУ ОГПУ для дальнейшего расследования по линии вредительства и диверсии.
4) Дела диверсии в промышленности как в центре, так и на местах сосредоточить в органах ЭКУ ОГПУ.
Дела по диверсии в промышленности, по которым проходят быв. офицеры и повстанцы, должны вестись ЭКУ в тесном контакте с органами Особого отдела ОГПУ.
5) Дело военной организации Промпартии в части, касающейся комсостава Красной армии, сосредоточить в Особом отделе ОГПУ.
6) Оперативная проработка и ликвидация вскрываемых массовых к-р организаций, групп и ячеек повстанческого типа, из каких бы дел или агентурных данных таковые не возникали, как правило, производятся по линии Секретно-оперативного управления, откуда места получают указания и перед которым отчитываются.
7) В случае если ПП найдет необходимым, в силу ряда местных условий, по этим делам временно изменить вышеуказанный порядок распределения работ между ЭКУ и СО, то должен получить на это разрешение ОГПУ».
После издания приказа активизировалось следствие по Трудовой крестьянской партии. Так, удалось выяснить, что еще в начале 1927 г. по личному поручению председателя ЦИК М.И. Калинина и бывшего Наркомзема А.П. Смирнова Н.Д. Кондратьев подготовил докладную записку для доклада Калинина на IV объединенном съезде Советов. Однако взгляды, изложенные в ней, как ошибочные были отвергнуты.
Позже эта записка была объявлена Г.Е. Зиновьевым «Манифестом кулацкой партии». Он написал статью, направленную непосредственно против Кондратьева и «кондратьевщины», с прямым его обвинением в «устряловщине». «Есть у нас в Москве наместник Устрялова, его, так сказать, московский полпред. Это профессор Н.Д. Кондратьев». Далее в статье под именем «столпов» кондратьевской школы были названы многие обвиняемые, проходящие по делу ЦК Трудовой крестьянской партии. Статья была напечатана в 1927 г., когда Зиновьев уже не воспринимался вождем, а был лидером оппозиционного блока. Тем не менее она с некоторыми оговорками была признана правильной. Через три года, когда ОГПУ понадобилась программа ТКП, о ней вспомнили[365]
.ОГПУ при проведении обысков не смогло обнаружить каких-либо вещественных доказательств существования организации, естественно, не обнаружило оно и программы вымышленной им самим партии.
Первоначально в качестве программы партии Агранов считал возможным рассматривать записку Кондратьева, написанную им по личному распоряжению председателя ЦИК М.И. Калинина. Однако следствие не смогло достать эту докладную записку.
Агранов неоднократно просил Кондратьева помочь ему это сделать, но тот также не мог ее достать, так как она предоставлялась только для ЦИК и в свое время все экземпляры ее были взяты в личное распоряжение А.П. Смирнова.