Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 3

21 сентября 1931 г. Менжинский утвердил обвинительное заключение по делу. Лица, проходящие по нему, были признаны виновными в том, что входили в состав нелегальной ТКП, которая ставила своей целью свержение советской власти и создание буржуазно-демократической республики. Им вменялось в вину проведение вредительства в различных отраслях сельского хозяйства и др.

23 января 1932 г. Политбюро ЦК ВКП(б) на своем заседании приняло решение: обвиняемым больше восьми лет лишения свободы не давать[369].

26 января 1932 г Коллегия ОГПУ вынесла постановление заключить в концлагерь сроком на 8 лет Н.Д. Кондратьева, Н.П. Макарова, Л.Н. Юровского; сроком на 5 лет — А.В. Чаянова, А.Г. Дояренко, А.А. Рыбникова; сроком на 3 года с заменой этого наказания высылкой на тот же срок — Л.Н. Литошенко, С.К. Чаянова, Л.Б. Кафенгауза; сроком на 3 года с заменой этого наказания ограничением в месте жительства на тот же срок — А.В. Тейтеля, И.Н. Леонтьева; сроком на 3 года с последующим освобождением от наказания — А.О. Фабриканта.

Приговоренные были отправлены в места заключения.

Через полгода, 25 июня 1932 г., вышло постановление ЦИК и СНК СССР о революционной законности и одновременное обращение ЦК ВКП(б) ко всем партийным организациям по этому вопросу.

В постановлении было подчеркнуто, что революционная законность является «одним из важнейших средств управления пролетарской диктатуры», отмечалось «наличие все еще значительного числа нарушений революционной законности со стороны должностных лиц и искривлений в практике ее проведения», намечалась система мер по ее укреплению. Центральный орган ЦК ВКП(б) в руководящей статье, посвященной декрету, писал: «В самом содержании своем любой закон Советского Правительства включает защиту и укрепление диктатуры пролетариата, ускорение темпов строительства социализма, усиление борьбы с классовыми врагами пролетариата. Закон Советского государства есть революционно-целесообразный закон»[370].

Приведенные законодательные постановления советского правительства и руководящее положение «Правды» не оставляли сомнения в том, что нарушение революционной законности не может быть оправдано никакими соображениями, в том числе и соображениями целесообразности, что выполнение директив советской власти предполагает выполнение ее законов и исключает их нарушения.

Учитывая выход постановления ЦИК и СНК СССР и обращение ЦК ВКП(б), осужденный по делу ТКП Л.Н. Юровский из Суздальского политизолятора ОГПУ отправил 4 июля 1932 г. прошение о пересмотре дела в Коллегию ОГПУ, а копии — в ЦК ВКП(б) И.В. Сталину и в СНК СССР В.М. Молотову. Он писал, что ему было предъявлено обвинение во вредительстве, а затем в принадлежности к контрреволюционной организации Трудовая крестьянская партия. В своих показаниях он признал себя виновным и постановлением Коллегии ОГПУ от 26 января 1932 г. приговорен к лишению свободы сроком на 8 лет.

Далее он сообщал, что «вопреки данным мною показаниям я никогда не принадлежал ни к какой контрреволюционной партии группе или группировке и не имел иных сведений о таких группировках, кроме тех, которые я мог получить из советских газет. Из членов ЦК ТКП — в состав которого я якобы входил вместе с 7 другими лицами, как сказано в моих же собственных показаниях, — я одного (а именно А.Г. Дояренко) вообще никогда не видел до 11 февраля 1932 г., когда я был отправлен вместе с ним в Суздальский политизолятор, а ряд других (А.В. Чаянова, А.А. Рыбникова, Н.П. Макарова и П.А. Садырина) встречал в течение последних пяти лет до ареста два-три раза»[371].

В заключение своего прошения Л.Н. Юровский писал, что остается верным слугой советской власти, независимо от того, что его постигло и что ожидает в будущем: «Дело социалистического строительства мне дорого, хотя мне и не дана больше возможность участвовать в нем. И хотя я выброшен из социалистического общества, я радуюсь его успехам и желаю ему новых успехов в нынешних советских границах и вне этих границ.

Но я не могу скрыть и известную горечь. Я не приписываю себе, правда, никаких заслуг. Если я принимал участие в осуществлении некоторых крупных мероприятий, то это происходило лишь потому, что партия и правительство привлекали меня к работе, я же только проводил свою работу на основе планов, исходивших от ЦК ВКП(б) и советского правительства. Но я работал упорно и преданно, и это видели те лица, под руководством которых и вместе с которыми протекала моя деятельность, многие из них находятся в составе правительства и по сей день»[372].

17 ноября 1932 г. из Суздальского политизолятора и Н.Д. Кондратьев направил заявление председателю Коллегии ОГПУ В.Р. Менжинскому, а копии — Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) И.В. Сталину, председателю СНК СССР В.М. Молотову и председателю ЦИК СССР М.И. Калинину.