Простой анализ указанных документов приводит к очевидному выводу: ценный источник, скрывавшийся за номерным псевдонимом, входил в ближайший круг подчиненных генерала Дитерихса, так как задокументированные беседы происходили в штабном вагоне нового командующего Сибирской армией и с его участием. Причем иногда продолжительные и подробные записи прерывались по велению генерала: «Дверь была закрыта Дитерихсом и дальнейший разговор (с Колчаком) был неуловим». Или вот с таким пояснением самого «Джона»: «Далее зафиксировать разговор было невозможно, так как «я срочно был командирован к начальнику военных сообщений», — доносит мне № 60»[625]
.Таким образом, контроль разговоров осуществлял не штатный стенографист, планово фиксирующий ход служебных совещаний, а облеченный доверием штабной офицер, сам участник приватных бесед, либо незримо присутствовавший рядом с карандашом и блокнотом. На основе имеющихся сведений таковым, особо приближенным к М.К. Дитерихсу из числа подчиненных, являлся штаб-офицер А.А. Тюнегов. Он происходил из семьи потомственных военных и дворян Области Войска Донского, после окончания Павловского военного училища служил в привилегированном Царскосельском полку, в составе которого участвовал в войне с Германией, удостоившись Георгиевского оружия за проявленную находчивость и храбрость. В течение 1918 г. А.А. Тюнегов являлся представителем Сибирской армии в Народной армии Комитета членов Всеросссийского Учредительного собрания в Самаре и Челябинске. Гвардейский боевой офицер, воцерковленный христианин и убежденный монархист импонировал бывшему начальнику штаба Чехословацкого корпуса М.К. Дитерихсу, с которым они тесно контактировали на линии боев на Транссибе. Генерал с начала 1919 г. возглавил комиссию по расследованию убийства царской семьи в Екатеринбурге, а через полгода возглавил военный «крестовый поход» против большевиков. Именно полковник Тюнегов занял должность штаб-офицера для особых поручений при новом командующем Сибирской армией М.К. Дитерихсе.
В свою очередь, деловые и дружеские контакты чешского поручика с русским офицером начались гораздо раньше, чем было получено согласие стенографировать шефа в интересах союзников. Чехословацкий корпус всемерно опирался в России на эсеров и депутатов Учредительного собрания, которым удалось создать в Самаре некое государственное образование и собственную Народную армию, где служил представителем А.А. Тюнегов. Как и многие другие, летом 1919 г. 29-летний русский полковник не исключал военного поражения Белого движения и искал возможность опоры на представителей иностранных держав.
«Джон» пару раз неосторожно обозначил положение и статус своего ценного источника. Сначала он указал, что «агент № 60 находится в личной охране Дитерихса», а позднее записал: «Агент № 60 вновь прикомандирован к Дитерихсу», — чем придал высокую достоверность получаемым сведениям. Действительно, приказом Верховного правителя № 158 от 14 июля М.К. Дитерихс был повышен в должности до Главнокомандующего Восточным фронтом, что повлекло после некоторой паузы переназначение штаб-офицера. Поэтому «60-й» вновь получил доступ и 31 августа задокументировал откровенный разговор в Омске между адмиралом Колчаком и генералом Дитерихсом о том, что «на фронте скверно <…> армия ненадежна, разложение продолжается под влиянием подпольной агитации»[626]
.Доверие генерала к соратнику и единомышленнику было неограниченным. Об этом свидетельствует стенограмма беседы супругов Дитерихс об отрицательном отношении к «жидам» и союзникам, но в то же время благожелательное к императорской Японии и Германии, случившейся 5 августа во время чтения псалмов и семейного ужина. Содержательная стенограмма приватного разговора предполагает, что информатор непосредственно присутствовал на вечерней молитве и ужине, либо находился на расстоянии вытянутой руки, например, за тонкой перегородкой штабного вагона[627]
.Кроме послужного списка офицера и других биографических совпадений А.А. Тюнегов упоминается в нескольких донесениях «Джона» в качестве непосредственно подчиненного командующего и, например, руководителя эвакуации штаба Сибирской армии из Екатеринбурга. Впрочем, это единственно верный ход, когда агент либо сам вербовщик указывали без исключения всех участников описываемых событий для обеспечения конспирации непосредственного источника информации.