Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 5

Как свидетельствует анализ и обобщение исторических источников уровень мотивации у агентов японской военной разведки в конце Второй мировой войны оставался не высоким. 19 августа на ст. Ханьдаохэцзы преднамеренно сдалась в плен диверсионная группа численностью около 100 чел. под командованием русского эмигранта ротмистра Н.А. Ядыкина, которой руководило отделение ИРУ в г. Муданьцзяне[668]. И такие поступки не носили единичный характер.

Между тем, отдельные подразделения японской военной разведки и в августе 1945 г. осуществляли попытки вести подрывную деятельность против СССР даже в условиях стремительного наступления войск РККА и РККФ. С началом боевого соприкосновения с советскими войсками командование противника организовало несколько партизанских диверсионных отрядов из числа эмигрантов т. н. «русских военных отрядов» и полицейских лесной полиции. Только силами отделения ИРУ в г. Цзямусы, например, таковых было создано семь. Показаниями арестованных эмигрантов и сотрудников отделения в районе п. Чабачи были установлены три села, в которых проживало около тысячи человек (выселенных в свое время из Харбина и других маньчжурских городов русских эмигрантов). Среди них имелись военизированные формирования казаков, возглавляемые станичными атаманами. С приходом частей РККА отделение ИРУ усилило белоказаков заброской в п. Чабачи нескольких наборов курсов разведчиков из числа русской молодежи. Позднее, в числе арестованных были установлены 14 агентов цзямусинского отделения. В период 1940–1945 гг. они прошли обучение в специальной школе японской военной разведки и готовились для переброски в тыл РККА с разведывательно-диверсионными заданиями на случай войны Японии с СССР.

Русские эмигранты привлекались японской стороной к работе и по линии радиоразведки. По данным начальника Управления НКВД СССР по Хабаровскому краю старшего майора госбезопасности П.Т. Куприна от 25 октября 1940 г. ЯВМ в г. Цзямусы и ее отделение в г. Фугдине вели подслушивание советских радиостанций в виду чего не исключалась возможность перехвата японской разведкой шифрованных радиограмм и их расшифровка. При этом для работы на приемочных радиоустановках японцы использовали русских эмигрантов.

Советские органы госбезопасности обладали информацией о том, что незадолго до начала военных действий с Японией в августе 1945 г., согласно приказа штаба КГВ, все отделения ИРУ в Маньчжурии за исключением харбинской и мукденской, были реорганизованы в батальоны специального назначения (особые охранные отряды) и подчинены командующим фронтами в местах дислокации[669]. В их основную задачу входило насаждение диверсионных отрядов и террористических групп в тылу наступающих войск РККА. Комплектовались подразделения из личного состава охранных отрядов, полиции, жандармерии, русских эмигрантов и сотрудников военной разведки. С началом Советско-японской войны батальоны разбили на отдельные группы и перебросили в горы, а также вокруг больших городов и вдоль центральных магистралей с задачей вести разведывательную и иную подрывную работу против РККА и РККФ. Так, в августе 1945 г. в районе г. Муданьцзян при ликвидации группы японцев, обстреливавших с гор проходившие по дороге советские транспорты, были захвачены начальник муданьцзянского отделения ИРУ полковник Ф. Хоради, его заместитель майор К. Кимура и документы отделения. Штаб КГВ поручил начальнику отделения сформировать из числа японцев и русских эмигрантов особый охранный батальон в составе 900 чел. для обороны назначенного пункта (района) и проведения диверсий в тылу наступающей РККА. Задание Ф. Хоради старался выполнить во что бы то ни стало, для чего личному составу батальона отделение ИРУ в г. Муданьцзяне ранее выдались винтовки, гранаты и легкие пулеметы[670].

Определенные надежды японским военным руководством возлагались и на организацию партизанских действий на освобожденной советскими войсками территории. Мелкие группы диверсантов из числа русских эмигрантов, сотрудников т. н. бактериологических отрядов, а также отдельная бригада «смертников», сформированная в составе КГВ, не без успеха проводили «специальные мероприятия»[671].

Однако в целом, к концу Второй мировой войны эмиграция перестала являться фактором военно-политической опасности для СССР. Служба в русских воинских формированиях Маньчжоу-Го оставалась принудительной, и перспектива стать инструментом реализации военно-политических замыслов Японии русскую молодежь не привлекала. Современные исследования свидетельствуют, что указанный выше «Первый фашистский отряд спасения родины» стал последней группой от ВФП, засылавшийся на советскую территорию с диверсионно-террористическими заданиями[672].