Не успел я закончить последнюю фразу, как потерял дар речи. Что происходит? Почему я опять произнес невероятное местоимение? Да еще добавил «шикардос»! Может быть, употребление странных слов — это некая передающаяся воздушно-капельным путем инфекция? Надо тщательно следить за своей речью. Надеюсь, никто не услышал меня сейчас. Представляю, какой была бы реакция отца, услышь он такое выступление сына, имеющего высшее филологическое образование…
— Шикардос, Ваня! Молодец! — громогласно похвалила меня сверху Таня.
Я выехал на проспект и позвонил Максу.
— Занят, — коротко ответил друг, — потом. У тебя что-то срочное?
— Галина упомянула в разговоре, что Игоря лечил замечательный врач по фамилии Гитанов, — сообщил я. — Он реабилитировал Гарика после дорожного происшествия. Но, по непроверенным сведениям, доктор работает с маленькими детьми-аутистами. Немного странно вызывать его к взрослому человеку, который частично потерял память в результате ДТП. Если только…
Я замолчал.
— Что? Говори! — отрывисто приказал Максим.
— Если только Гитанов раньше не опекал Гарика, — завершил я фразу. — А медики, в особенности психологи-психиатры, знают о своих пациентах все, они в процессе лечения выкапывают из души человека то, о чем никому не известно. Может, найти этого профессора и расспросить? Фамилия редкая, проблем с поиском не предвидится.
— Идея — супер! — бросил Воронов и отсоединился.
В палату к Полине меня не пустили, общаться с девочкой пришлось через стекло, с помощью телефона.
— Как дела? — бодро поинтересовался я. — Айпад освоила?
— Спасибо, дядя Ваня, — ответила малышка, — все хорошо.
— Не скучаешь без соседок?
— Не-а, — улыбнулась Поля. — Наоборот, даже лучше одной — никто не пристает, читать не мешает. Наверное, в среду операцию сделают. Но это еще не точно. Когда назначат, маму с папой предупредят.
— Обязательно приеду в тот день, — пообещал я.
— Зачем? — пожала плечами Полина. — От наркоза сразу не отходят, больного в реанимацию спускают, он там пару дней находится. И врачи не любят, когда родственники в коридоре толкаются. Вчера папа Коли Казанцева тут скандал устроил, орал на всех, разбил зеркало в туалете. Нервы у него сдали.
— Сомневаюсь, что стану буянить, — усмехнулся я. — Не волнуйся, Поля, я побеседовал с хирургом, он объяснил, что эта операция давно отработана. Врачи тут опытные, наркоз самый лучший.
— Знаю, дядя Ваня, — остановила меня Полина. — На столе не умрешь, тебя реанимируют, а вот потом, когда выпишут, запросто можно. Главное, год после операции продержаться, тогда шансы выздороветь сильно повышаются. Но я не умру. Помнишь, я про сестру мальчика рассказывала, которая гадает всем?
— Дурочка продолжает говорить глупости? — возмутился я.
— Не знаю, меня отсюда не выпускают, ни с кем, кроме доктора и медсестры, я не общаюсь, — вздохнула Поля. — А ты мне историю про больничную фею выложил, как у некоторых людей линия жизни на руке неожиданно начинает удлиняться и слегка темнеть. Помнишь?
— Конечно, — кивнул я.
— Не поверила тебе, — понизила голос Полина, — думала, нафантазировал дядя Ваня, чтобы я из-за узора на ладошке, который скорую смерть обещает, не расстраивалась. Но смотри, какая штука приключилась…
Полина приложила к стеклу руку, я увидел на нежно-розовой коже четко прорисованную рыжевато-коричневатую линию, огибавшую большой палец и спускавшуюся вниз. У запястья она уходила к тыльной стороне кисти.
— Ничего себе! — ахнул я. — Поля! Вот это да!
Она радостно рассмеялась.
— Вчера утром я проснулась, пошла умываться, смотрю — вроде руки испачкала. Помылась, а не сходит. Завтрак мне медсестра принесла, и я у нее спросила: «Ирина Львовна, что у меня на коже?» Она поглядела и говорит: «Полиночка, случилась редкая вещь. Мы, медики, о ней знаем, я сама в учебнике об эффекте Шнеерзона читала, но ни разу с ним воочию не сталкивалась. У тебя удлинилась линия жизни. Ты девочка умная, не болтливая. Когда вернешься в общую палату, никому о произошедшем не рассказывай, помалкивай о знаке, который гарантирует стопроцентное выздоровление. Другим-то так, как тебе, может не повезти. Они боятся, свою судьбу не знают, а у тебя на ладошке теперь написано: ты уйдешь из больницы здоровой и до ста лет проживешь, а то и дольше, если правильно себя вести станешь. Нехорошо будет перед другими ребятами хвастаться». Я Ирине Львовне молчать пообещала и слово сдержу. Медсестра доктора позвала. Он тоже на мою линию глянул и сказал: «Эффект Шнеерзона — крайне редкое явление, знаю о нем из научной литературы. Полина, тебе достался выигрышный билет. На операцию иди спокойно. И потом, даже если не очень хорошо себя почувствуешь, не пугайся, смотри на ладонь и старательно лечись. Помни: надо пить таблетки, ходить на уколы и слушаться врачей. Знак появился, когда ты лежала в клинике. Это веление свыше о необходимости операции и дальнейшего лечения».
Поля замолчала и продолжила: