После смерти тёти Джесси дядя Нейт сидел на качелях один. Однажды вечером из окна наверху я услышала гудок проходящего мимо поезда. Сначала тихо, потом громче, пока наконец он не стих вдали. Затем мимо моего окна промелькнуло красное пятно – это к дереву подлетел кардинал и устроился на ветке. Он просидел там несколько минут, вертя по сторонам головой. А потом… потом появилась самочка, его пара. Помахав крыльями, она уселась с ним рядом – светло-коричневая с красными прожилками на голове и крыльях.
Самец подлетел к кормушке, схватил несколько семян и вернулся к ясеню. Расколов одно семечко, он передал его самочке.
Дядя Нейт перестал раскачиваться и подался вперёд, наблюдая.
– Счастливчик, – с завистью сказал он. – Старый счастливчик.
При звуке его голоса самочка сорвалась с ветки и упорхнула через весь двор к берёзовой роще. Самец какое-то время ждал на ветке ясеня, пока самочка не исчезла из вида, после чего сорвался с ветки и устремился к крыльцу, где сидел дядя Нейт, затем вновь взмыл в воздух и последовал за своей парой.
– Старый счастливчик, – повторил дядя Нейт.
За ясенем был розарий: двадцать кустов, посаженных дядей Нейтом в год смерти их дочки. Тётя Джесси любила эти розы. Она могла часами любоваться ими из окна спальни, и тем летом мы с ней частенько прогуливались среди роз, считая распустившиеся бутоны.
Когда в ноябре ударили первые заморозки, тётя Джесси встревожилась и посмотрела в окно на горстку оставшихся цветков, жёстких и поблекших от холода.
– Они все скоро умрут, – сказала она.
От её слов по моей спине пробежала дрожь.
После этого каждый год весной, когда распускался первый бутон, она не находила себе места от восторга и каждый год с приходом зимы погружалась в уныние, как будто не верила или не помнила, что весна придёт снова.
Через несколько лет после того как дядя Нейт посадил розы, мы всей семьёй были в субботу в магазине в Чоктоне. У каждого из нас, детей, было по доллару. Мои браться пожирали глазами конфеты, Мэй и Гретхен стояли перед витриной с косметикой, а мы с Бонни бродили по магазину, не зная, что выбрать. Как вдруг я увидела её. Она была прекрасна: красная пластмассовая роза на жёсткой зелёной ножке. Я купила её и хранила в своём шкафу до октября, когда спрятала её среди кустов роз во дворе, привязав к ветке.
Когда тётя Джесси начинала сетовать по поводу заморозков и погибающих бутонов, я каждое утро говорила:
– Осталось ещё несколько, – и, наконец, – осталась ещё одна.
На тётю Джесси это не произвело впечатления.
– Скоро погибнет и она, – услышала я в ответ.
В конце ноября у нас уже было два снегопада, и она больше не могла не замечать единственную розу в нашем розарии. Во время одной из наших прогулок она направилась к кустам.
– Хочу взглянуть на эту розу, – сказала она.
Я пыталась отговорить её, попыталась увести её в другое место, но она была непреклонна. Тётя Джесси протянула через куст руку и коснулась моей пластмассовой розы.
– Что это? – спросила она, выдёргивая её. – Что это такое?..
Она вытащила из куста мою розу. Никогда не забуду выражение её лица: разочарование, гадливость. Она с отвращением швырнула пластмассовый цветок на землю.
– Она искусственная! И кто только способен на такую подлость?
Моё собственное лицо, должно быть, выдало меня с головой.
– Ты? – сказала она. – Это ты сделала? Да как ты могла?
Сгорая со стыда, я бросилась в сарай.
Потом она извинилась, сказала, что понимает, что я не хотела делать ей больно. Просто я подумала, что ей понравится. Она сама не знала, почему так болезненно отреагировала.
– Мне так хотелось, чтобы эта роза была живой, – сказала она.
Вскоре после этого тётя Джесси вернула красную пластмассовую розу на место, и с тех пор та «цвела» круглый год. Со временем она поблёкла от непогоды, став почти белой, но её не трогали. Когда тётя Джесси умерла, дядя Нейт купил вторую искусственную розу и добавил её к первой.
Однажды, вскоре после приезда Джейка, я обошла дом и увидела дядю Нейта. Он сидел на крыльце. Я слышала, как он сказал:
– Чей же ты, малыш, мой сладенький? Где твоя мама? Неужели никто не заботится о тебе, мой хороший?
Он разговаривал с черепахой, лежавшей посреди крыльца.
– Это черепаха, дядя Нейт, – сказала я.
Он наклонился и осмотрел черепаху.
– Я это понял, – сказал он. – А где вторая?
– Какая вторая?
– Не придуривайся, – сказал дядя Нейт. – Эта черепаха – одинокая. То есть черепах. Ему нужна пара. Скажи Джейку, что я так сказал.
Два дня спустя Поук куда-то пропал. Бен был в ужасе.
– Ящик пустой! Кто-то украл Поука! – Он заглядывал под кусты, под деревья, под крыльцо, как будто Поук мог внезапно выпорхнуть из коробки. Я залезла под крыльцо, уговаривая Бена не глупить и выползти наружу. Но тут по доскам над нами постучал дядя Нейт.
– Что вы там ищете?
Я вылезла из-под крыльца.
– Мы ищем Поука. Бен думает, что он мог туда забраться…
– Ну, вы даёте! Никакой черепахи там нет.
Бен вылез из-под крыльца и принялся стряхивать с рубашки комья грязи.
– Откуда ты знаешь? Он мог спрятаться…