– Слишком юная? Тебе не было и одиннадцати лет, когда ты проехал на грузовике дяди Нейта отсюда до Миссисипи!
– Видишь ли, – замялся он, – тогда были другие времена.
– А тебе, мама, не было и двенадцати лет, когда ты с рюкзаком за плечами исходила весь Кентукки.
– Мне было всего двенадцать? Тогда были другие времена…
– Это всего лишь горы, – сказала я. – Деревья, холмы и земля.
– Зинни, – сказал папа, – я не вижу никакого смысла в этой затее.
– Это не затея…
Папа нахмурился.
– Когда ты отказывалась разговаривать, с тобой было легче. Ты знаешь это?
– Не говори так, пусть выговорится, – оборвала его мама.
– Ладно, – уступил он. – Но ведь ты наверняка вторгнешься на чужую землю. А если люди не хотят, чтобы кто-то рылся в их владениях?
– Согласно закону, тропы принадлежат всем, – ответила я.
– Неужели? Откуда ты знаешь?
– Так сказала работница музея. Эта тропа указана на всех картах…
– Что за карты?
И я показала им карты, и хотя на самом деле дама в музее ничего не говорила про тропы, как только я это сказала, мои слова прозвучали разумно для меня самой, и чем больше я настаивала на этом, тем больше я сама в это верила.
На родителей карты произвели впечатление.
– Это надо же, – сказал папа. – Она тянется до самого Чоктона.
– Зинни, – сказала мама, – я понятия не имела… Но почему бы тебе не взять себе кого-то в помощники для выполнения этого проекта?
– Это не проект…
– Мне не нравится, что ты будешь там одна, – настаивал папа. – Может, ты всё-таки возьмёшь с собой кого-нибудь, скажем, одного из братьев или Гретхен?
– Ни за что! – крикнула из соседней комнаты Гретхен.
– Я не хочу никого с собой брать. Я хочу всё сделать одна. Это моя тропа…
– Зинни, это не
– Нет, моя. И я никого не возьму с собой.
– А если с тобой что-то случится? Если ты поранишься?
– Тогда я вернусь домой.
– А если ты не сможешь дойти до дома? Если ты вдруг потеряешь сознание? Или тебя укусит змея? Или сломаешь ногу?
– Боже мой, – сказала я. – Или если на меня рухнет самолёт? Или торнадо подхватит меня и унесёт в Канаду? Или…
Так продолжалось ещё какое-то время.
– Похоже, Зинни, – сказала мама, – тебе не терпится уйти из дома…
– Ещё как! – ответила я. – Здесь слишком многолюдно и слишком шумно. Здесь нет ничего моего. Бонни носит мои туфли, Сэм забрал подушку с моей кровати, у меня никогда нет своего полотенца, никто не знает моего имени, в шкафу никогда не найдёшь чистого стакана, и кто-то умыкнул мою зубную щётку. – Я не стала упоминать о том, что, если не закончу расчищать тропу, меня сразит рука Господня.
Родители удивлённо посмотрели на меня.
– Мы ни разу не слышали, чтобы ты так говорила… ты никогда с нами не разговаривала, – сказала мама.
– А вы со мной!
Они оба отпрянули, как будто я выплеснула им в лицо полную ванну воды. По идее, мне полагалось устыдиться, но мои мысли скакали, как горох на раскалённой лопате.
– Но ты вечно проводила время у Джесси, ты говорила с ней… – сказала мама.
И почему только я не дала ей договорить фразу до конца?
– На тропе всё моё, – перебила я её, – деревья, трава, воздух, цветы. Как говаривала, бывало, тётя Джесси, тебе нужны гиацинты.
– О чём это она? – спросил папа.
– Видишь ли, – устало сказала мама, – Джесси сама была как те гиацинты.
Подозреваю, что, хотя мама и любила тётю Джесси и горевала по ней, ей надоело слышать, что для меня слова тёти Джесси – это истина в последней инстанции.
– Что за гиацинты? – спросил папа.
– На гобелене тёти Джесси. Где она вышила высказывание о гиацинтах: человеку нужны хлеб и гиацинты. Первый, чтобы насытить тело, вторые, чтобы насытить душу.
Я мысленно увидела этот гобелен. Изречение было вышито крестиком внизу, а вверху были три картинки: каравай хлеба, букет гиацинтов, а над хлебом и гиацинтами рука – большая рука. Я невольно вздрогнула. Тётя Джесси говорила, что это рука Господа.
Я мгновенно вспомнила, как тётя Джесси время от времени говорила:
– Господь дал, Господь взял.
Всякий раз, когда она это говорила, я видела эту руку Господа. Как он раздаёт хлеб и гиацинты, а потом мгновенно отбирает их. Мне стало жутко при одной мысли об этом.
– Что стало с этой вышивкой? – спросил пала.
– Зинни положила её ей в гроб, или ты забыл? – напомнила мама.
– Ах, да. – Папа побарабанил пальцами по столу. – Зинни, всё это как-то связано с тётей Джесси? Эта твоя расчистка тропы?
– Я не понимаю, о чём ты, – ответила я.
– Мы все тоскуем по ней, – сказал он. – Но ты не найдёшь её там…
И тут мама удивила меня, сказав:
– Может, и найдёт. Может, Зинни нужно некоторое время побыть одной.
Нас прервал Уилл, который нёс четыре яйца, а Бен бежал следом за ним и крикнул Уиллу:
– Отдай!
Уилл остановился рядом с мамой.
– Вы только посмотрите! Бен собирался зарыть их в землю… на своей грядке.
– Бен, это правда? – спросила мама.
– Да.
– Ты не против, если я спрошу, почему ты хотел их зарыть?
Бен покраснел.
– Это эксперимент. Я хотел посмотреть, что из них вырастет.
Уилл как с цепи сорвался.
– Вы верите ему? Он и вправду думал, что, если зарыть их в землю, из них вылупятся цыплята.