Тайная уступчивость

Это было оборчатое голубое платье, похожее на павлина, со шлейфом сзади, который касался земли и тянулся наружу. Я вздрогнула при воспоминании об ужасном выборе платья.

— Я слышала, у тебя сегодня встреча? Ты готов к университету? — Я вздергиваю брови.

Он смеется и качает головой. — Я делал это много раз. Первый учебный день больше не доставляет мне хлопот, принцесса.

Он запихивает в себя еще одну порцию яичницы, затем проглатывает и прочищает горло. Он вытирает руки об усы, а затем снова надвигает очки на нос.

— Ты хочешь мне что-то сказать.

Я барабаню пальцами по коленям.

Он кивает. Я всегда могу сказать, когда он собирается предложить мне способ улучшить свою жизнь или прочитать мне нотацию. Я надеюсь на первое — не в том настроении, чтобы читать нотации.

— Мы с твоей мамой разговаривали вчера вечером…, — его голос прерывается, прежде чем он поднимает глаза на меня. Я жду, что он продолжит, но он не продолжает.

— И о чем же вы говорили…? — спрашиваю я. У меня есть предчувствие, что я здесь не просто для того, чтобы дать ему завтрак. Но, зная своего отца, мне придется вытягивать это из него.

Он вздыхает, складывает руки на груди и откидывается в кресле. — Она хочет, чтобы ты нашла работу.

Я насмехаюсь, прежде чем поспешно встать. Он следит за моими движениями. — Она действительно так сказала? У тебя есть право голоса во всем этом?

Он поджимает губы в тонкую линию, а затем пожимает плечами.

— Думаю, она права. Ты здесь с мая и до сих пор не нашла себе занятие. Мне нравится, что ты здесь, поверь мне, но твоя мама считает, что это непродуктивно с твоей стороны — просто тратить дни на ничегонеделание.

— Я кое-что делаю, — огрызаюсь я. Его взгляд смягчается, и я расслабляюсь, понимая, что не должна срывать на нем злость. Он всего лишь посланник. — Я пыталась устроиться на работу. Все они по-прежнему полностью укомплектованы или студенты возвращаются в кампус, где их ждут закрепленные места. Я пыталась… поверьте мне.

Он кивает и на мгновение замолкает. — Ты можешь подать заявку и на медицинскую работу. Не только в розничную торговлю или что-то еще, на что ты претендуешь.

Я качаю головой. Я лучше буду работать на худшего продавца, чем думать об этом.

— Это не та область, в которой я хочу работать. Я же говорила, что медицинская карьера не для меня, и я с ней завязала!

— Чего мы до сих пор не понимаем. Это обещало прекрасное будущее. Хорошую жизнь. Стабильную.

— Да, но я не была счастлива.

— Ты не расскажешь нам всего, — начал он, положив руку на грудь. — Но ты должна рассказать нам достаточно, чтобы мы могли поддержать тебя и понять.

Я качаю головой и смеюсь. — Она никогда не поймет.

— Она думает только о твоем будущем.

— Стать нейрохирургом? Быть как дедушка? Тетя Беатрис? Я так не думаю. Она не должна оказывать на меня такое давление, когда она чертов профессор, даже не нейрохирург. Я устала от этих ожиданий. Я хочу заниматься тем, что приносит мне радость.

— Ну… а что тогда?

Его вопрос застал меня врасплох. Что приносит? Откуда, черт возьми, мне знать? Я потратил пять лет своей жизни, думая, что медицина — это то, чем я хочу заниматься. Я потратила эти годы на карьеру, которая мне больше не подходит.

— Я… я не знаю, — признаюсь я.

Он хмыкает, снова поднимает вилку и доедает яичницу и тосты. Он смотрит на меня, когда заканчивает, а я продолжаю стоять и смотреть.

— Что?

Он поджимает брови.

— Она сказала тебе что-то еще.

Точно так же, как он может сказать, когда я упускаю важные детали того, почему я переехала обратно домой, он упускает детали разговора, который у него был с женой.

Он щелкает языком по зубам, а затем снова вздыхает. — Она хочет, чтобы ты решила.

— Что решить?

— Она хочет, чтобы через две недели ты нашла работу, и если ты ее найдешь, мы выделим тебе деньги, чтобы ты смогла переехать самостоятельно.

— Или? — спрашиваю я, потому что знаю, что это ультиматум, а когда речь идет о моей матери, всегда есть «или».

— Или… — начинает он. — Она хочет, чтобы ты вернулась в школу. Найти новую карьеру, чтобы, так сказать, погрузиться в нее.

У меня отвисает челюсть, и я расширяю глаза. Я сажусь обратно в кресло и чувствую, как воздух вырывается из моих легких. Мои пальцы вцепились в подлокотник кресла и сжались, пытаясь успокоить дыхание.

— Дорогая? — спрашивает он с трещиной в голосе.

— Ты ставишь мне ультиматум?

Он качает головой и смеется. — Боже, принцесса, нет! Это не ультиматум, это шанс изменить свою жизнь.

Я закатываю глаза. Шанс изменить мою жизнь? Они обращаются со мной, как с примером для выступления в TedTalk. Я не их благотворительный случай, который нужно препарировать и контролировать.

Мой взгляд медленно скользит над головой отца в сторону задней части его кабинета, где в стеклянной витрине выставлены несколько египетских артефактов.

В центре витрины стоит каменная статуя бога божественного возмездия Аммита. Рядом со статуей находятся весы, одетые в золото.