В те времена откровения, подобные тем, которые содержались в книге, написанной епископом Генуи, меня совершенно не смущали. Мне было тринадцать лет, и я не видел различий между ортодоксальными и неортодоксальными источниками, принятыми Церковью, и совершенно неприемлемыми. Возможно, поэтому первым, что привлекло мое внимание, было значение ее имени, которое означало «горькое море», «освещающая путь», а также «просветленная». Относительно первого значения епископ писал, что это, видимо, было связано с потоками слез, пролитыми Марией в течение жизни. Она всем сердцем любила Сына Божьего, но Он пришел в этот мир с более важной миссией, чем построить семью с Магдалиной, поэтому ей пришлось учиться любить его иначе. От Леонардо я узнал, что символом достоинств этой женщины является узел. Еще у египтян узел ассоциировался с чарами богини Изиды. Маэстро рассказал мне, что в египетской мифологии Изида помогла воскресить Осириса, воспользовавшись для этого своим умением развязывать узлы. Магдалина была единственной, кто помогал Христу, когда он вернулся к жизни, и справедливо будет предположить, что она тоже овладела искусством развязывания узлов. Однако это горькая наука. Можно понять тоску человека в минуту, когда ему необходимо развязать туго затянутую петлю.
Если на полотне отчетливо виден узел, это означает, что данная картина посвящена Марии Магдалине.
Что касается двух других значений ее имени, трудно-постижимых и загадочных, они связаны с дорогим для маэстро Леонардо понятием: светом. О свете он готов говорить бесконечно. Он считает, что свет — это единственное пристанище Бога. Отец Небесный — это свет. Небо — тоже свет. В сущности, свет во всем. Поэтому он не уставал повторять, что, если мы обретем власть над светом, мы сможем общаться с Отцом всякий раз, когда нам это необходимо.
Тогда я не знал, что представление о свете как связующем звене нашего общения с Богом попало в Европу именно благодаря Марии Магдалине.
Об этом я вам сейчас и расскажу.
После смерти Христа на Голгофе Мария Магдалина, Иосиф из Ариматеи, любимый ученик Иисуса Иоанн и небольшая группа верных последователей Мессии бежали от преследований в Александрию. Некоторые остались в Египте и основали первые и самые мудрые из ныне известных христианские общины. Но Магдалина — хранительница самых невероятных тайн своего возлюбленного — не чувствовала себя в безопасности в стране, недостаточно удаленной от Иерусалима. В поисках более надежного убежища она достигла берегов Франции, где и укрылась от преследования.
— Что же это были за тайны?
Вопрос Елены вывел маэстро из состояния глубокой задумчивости.
— Сокровенные тайны, Елена. Их укрыли столь тщательно, что лишь горстка избранных смертных посвящена в них.
Девушка широко открыла глаза.
— Вы говорите о тайнах, открытых Иисусом Марии после воскрешения из мертвых?
— О них, — кивнул Луини. — Но меня в них пока не посвятили.
Маэстро возобновил свое повествование.
— Мария Магдалина, также именуемая Вифания, ступила на берег на юге Франции, неподалеку от деревушки, которую с тех пор называют Сант-Мари-де-ла-Мер, потому что с ней туда прибыло еще несколько Марий. Там Магдалина стала проповедовать благую весть Иисуса и посвятила местных жителей в «тайну света», которую с восторгом приняли еретики вроде катаров или альбигойцев. Благодаря ей Мария Магдалина стала новой покровительницей Франции под именем Нотр-Дам де ла Люмьер.
Но времена мирных откровений вскоре окончились. Церковь поняла, что эти идеи представляют опасность для гегемонии Рима, и решила положить конец их распространению. И это было легко понять: как могло Папе понравиться существование христианских общин, не нуждающихся в посредниках для общения с Богом? Разве мог наместник Христа на земле существовать в подчиненном или даже равном положении с Магдалиной? А что можно сказать о ее последователях? Разве поклонение свету не является язычеством? Поэтому Церковь тут же принялась оскорблять и унижать женщину, которая не только любила Иисуса, но и, как никто другой, была близка ему на его земном пути.
Позвольте мне, моя дорогая Елена, объяснить вам еще кое-что.
Однажды, в начале 1479 года, когда Флоренция приходила в себя после жестокого покушения на всеми почитаемого Лоренцо де Медичи [36]
, в мастерскую к Леонардо пожаловал необычный посетитель. Солнце стояло уже высоко, когда в дверь вошел мужчина лет пятидесяти с белокурой шевелюрой, безупречно одетый во все черное и необычайно похожий на херувимов, над которыми мы старательно трудились у своих холстов. Незнакомец прибыл без предупреждения, но держался очень любезно. Он расхаживал по владениям Леонардо как по своим собственным. Он даже позволил себе обойти по очереди все мольберты и осмотреть наши работы. Я, кстати, работал над портретом Магдалины с алебастровым сосудом в руках. Этот сюжет, казалось, чрезвычайно обрадовал гостя. Он даже захлопал в ладоши.— Вижу, мастер Леонардо учит вас очень хорошо! У вашего наброска большие возможности... Продолжайте в том же духе.
Я почувствовал себя польщенным.