Тайная жена Казановы

Внизу я увидела со спины Марину. Она была облачена в рясу и ничем не отличалась от других монашек. Но когда она немного повернула голову, я заметила в уголке ее рта крошечный черный кружок из шелка — мушку. Позже я узнала, что существует целый язык мушек. Если она располагается вот так у рта, это означает assassina[54]. Убийца любви[55].

Ее посетитель сидел по ту сторону решетчатого окна, частично скрытый от взора. На нем была белая маска с клювом, черная накидка с капюшоном и золотая треуголка.

«Господи! Молю, пусть это будет незнакомый человек!» — Я крепко-крепко зажмурилась, желая развеять все свои самые потаенные страхи. Сердце бешено колотилось, когда я прижималась к холодному полу. «Святая Катерина, защити меня! Пусть я не узнаю его голос!»

Низкий потолок маленькой комнатки, куда я подглядывала, и каменный пол, от которого эхом отбивался каждый звук, означали, что я слышала практически все.

— Когда же я смогу заверить вас в своих чувствах за пределами этих стен? — спросил мужчина в маске.

Мольбы мои замерли на губах.

— Когда вы сможете присоединиться ко мне за ужином в моем casino на этом острове, — ответила Марина. — Только предупредите за два дня.

— Тогда через два дня! Могу я спросить… ваш возлюбленный знает о нас?

— Знает. Я ему рассказываю обо всем.

— И как же он это воспринял? Он не расстроился, что помимо него у вас появился еще один любовник?

— Он счастлив, когда счастлива я. Он полностью посвятил себя моему удовольствию. — Марина повернулась к нему своей черной шелковой assassina. — Как я понимаю, у вас тоже есть возлюбленная? — Она произнесла это с легкостью, как будто радостно пропела.

Я затаила дыхание в ожидании его ответа.

— Увы! Ее у меня забрали! Вот уже полгода я веду жизнь монаха.

— Но вы все еще любите ее? — допытывалась Марина.

— Я любил ее настолько, что рискнул всем, чтобы завладеть ею. И все потерял. Но… теперь понял, что я человек, который постоянно должен кого-то любить, а не чахнуть по женщине, которой больше нет.

— В таком случае вы слишком ветрены, — одобрительно ответила она. Протянула свою белую руку между решетками, он осыпал ее поцелуями.

— Быть может. Но тем не менее… дайте мне обещание.

— Какого рода обещание?

— Открыть для меня маленькое окошко.

О каком окошке он ведет речь?

Я осмотрела комнату, в которой находилась Марина. Единственное, что увидела, — решетки. Никто никогда мне и намека не делал, что окно комнат для посетителей можно открыть во внешний мир.

Марина встала и нажала на пружину у края зарешеченного окна. Четыре секции решеток в центре открылись, появилось тайное квадратное окошко шириной чуть меньше полуметра. Достаточно широкое, чтобы в него мог протиснуться человек.

Джакомо отодвинул маску. Наклонился и жадно стал целовать Марину. Свою новую монашку.

Глава 59

На волне отчаяния я ворвалась в свою келью. Сперва чувство, которое всколыхнулось во мне, было настолько сильным, что я и пошевелиться не могла. Помню, что сидела на кровати в темноте, вжимая кулак в подушку, не в состоянии даже заплакать.

На меня нахлынули мучительные воспоминания о той ночи, когда мы с Джакомо обменялись клятвами верности: «Я обещаю Господу и вам с этой самой минуты и до самой смерти быть вам верным мужем», — сказал он. Неужели его слова ничего не значили? Мои же слова значили для меня все. Я представляла себе Марину как злую колдунью, которая соблазнила моего Джакомо. По моему лицу струись слезы и нестерпимо жалили. Я стала молотить кулаками подушку. Я крутила ее, кричала в нее, хотела себя задушить подушкой.

В конечном итоге я забылась спасительным сном. Но кошмары мучили меня еще сильнее.

Мне снилось, что я нахожусь в высоком доме в Венеции, это место я не узнавала. Я была на верхнем этаже, смотрела в окно. Внезапно из простиравшейся внизу лагуны поднялась огромная зеленая волна высотой с сам дом. Волна была гладкой, как толстая стена, а вверху белая пена напоминала костлявые, грозные пальцы. Я испугалась и побежала в другой конец здания.

Тогда я поняла, что оставила того, кого любила, — своего ребенка. Я побежала назад, но на дом уже накатила волна. Я гадала, сможет ли кирпич и крошащаяся известь устоять под этой мощью или стены и окна не выдержат, их вдавит внутрь, и они раздавят меня. Все здание накренилось под опасным углом, и я закружилась… все кружилась и кружилась, потом проснулась вся в поту от охватившего меня ужаса.

Но очнулась я глубокой ночью, в своей келье, и заметила странное оранжевое свечение, идущее от окна. Я встала, чтобы выглянуть на улицу. В небе висела полная луна, сверкала над черной водной рябью. Это означало, что скоро зима. Я вздрогнула.

Подошла к письменному столу. Закуталась в шерстяное одеяло и зажгла свечу. И из души выплеснулся стих. Я говорю именно так, потому что не хотела его записывать. С тех пор я редко пишу стихи. Просто в ту ночь меня осенило…