Тайная жизнь Карла Юнга

Теперь Гарольд вполне осознал, сколь опасно пересекать океан во время войны. Боязнь оставить свою семью в эпицентре военных действий помогла ему избавиться от остатков сопротивления по отношению к Юнгу. Хотя одной ногой он и раньше стоял в магически нереальном строю духовных искателей, окружавших Юнга, теперь он почувствовал себя частью их миссии. Как заметили-многие из проходивших анализ в Цюрихе, война усилила общественную сплоченность и групповую идентичность в рядах юнгианцев. Гарольд наконец понял, что мир нуждается в духовном возрождении и что именно Юнг является человеком, способным это осуществить. Его обращение завершилось.

В письме к своей матери Гарольд обсудил присланную ею статью об одной молодой женщине (которую они оба знали), совершившей самоубийство. В нем он открыто выразил свою высокую оценку исцеляющих способностей д-ра Юнга и сообщил матери, что вновь откладывает свое возвращение.

Что касается мисс Фарвелл, я неописуемо опечален. В тот момент, когда я читал статью, у меня в мыслях вертелись два слова: "Д-р Юнг". Нет ни малейшего сомнения в том, что он смог бы спасти ее — он спас бы ей жизнь и возвратил ее миру еще более прекрасной и полезной, чем она была прежде. Благодаря его заботе и надежной защите, души уставших, изнуренных и смятенных наполняются радостью и новой свежестью... Как я уже телеграфировал тебе, я принял решение отложить мое отплытие, которое прежде намечалось на 29 мая. Я сделал это самостоятельно, по собственному разумению и вне всякой связи с Эдит. Она была готова к тому, что я уеду, но я захотел задержаться подольше, ибо имеются некоторые вопросы, которые мне бы хотелось прояснить с д-ром Юнгом"[395].

Под влиянием Юнга у Гарольда не только исчезло желание покидать Швейцарию, но он также начал верить в неизбежность судьбы и (вот парадокс!) стал меньше беспокоиться о безопасности своей семьи. "Тут все настолько спокойно, что можно вообще никогда не узнать ни о какой войне", — сказал он своей матери 3 июня 1915 г. Странным образом забыв о трагедии с "Lusitania", он убеждал ее: "В любой момент можно без всяких затруднений уехать"[396]. Океанские лайнеры, пускай это и было не совсем безопасно, по-прежнему ходили, и 19 июня Фулер сел на борт "St. Paul" и отплыл из Нью-Йорка, надеясь "наконец таки... возвратиться в Цюрих и воссоединиться там с моей давно не виденной семьей"[397]. 1 июля он прибыл в Цюрих живым и невредимым. 9 июля Гарольд послал своей матери письмо, в котором заверил ее, что путешествие Фулера прошло без происшествий. Он проинформировал ее о том, что "сегодня утром мы с Фулером на велосипедах отправились в Кюснахт, а затем, около ворот д-ра Юнга, он покинул меня"[398]. Сеансы с д-ром Юнгом имели для Гарольда огромное значение и потому он хотел, чтобы все члены его семьи извлекли пользу из анализа. 15 июля он написал: "Мюриэль ходит к мисс Мольцер дважды в неделю. Все идет замечательно"[399]. Теперь очередь была за Фулером.

Фулер Маккормик вспоминал об этом незадолго до своей смерти:

В 1915 г. ... моя мать сказала мне: "Фулер, вопрос об аналитической психологии имеет огромную важность. В ней происходит множество интереснейших процессов. Я думаю, что тебе нужно кое-что об этом узнать". Высказав эту мысль, она договорилась с д-ром Юнгом, чтобы я проводил по два-три часа в неделю с д-ром Францем Риклином... На меня произвели сильнейшее впечатление те вещи, о которых говорил Риклин, и я стал заниматься усиленным чтением работ Фрейда, Ницше, Шопенгауэра... Меня увлекла концепция о том, что в снах можно обнаружить смысл, а также изумительная работа Фрейда, в которой раскрываются его теории и приводятся случаи из его практики... Ницше я читал как начинающий — совсем не так, как я стал его читать во время моей следующей поездки в Цюрих[400].

Поскольку теперь уже вся семья находилась в Цюрихе, Джон Д. Рокфеллер пришел в полную ярость от того, что Гарольд и Эдит "праздно" проводят свои дни бог знает где и оставили всю семью, включая и его любимца Фулера, в самом эпицентре войны. 18 июня Гарольд в очень нехарактерном для себя тоне написал своему тестю весьма жесткое письмо и попытался объяснить привлекательность аналитической психологии и Юнга.