Читаем Тайная жизнь пчел полностью

Когда Розалин убрала от головы полотенце, я увидела рану длиной в дюйм[11], уже начавшую опухать, высоко над бровью.

– Очень болит? – спросила я.

– Побаливает, – ответила она.

Розалин два или три раза обошла камеру по кругу, потом опустилась на скамью.

– Ти-Рэй нас отсюда вытащит, – неуверенно сказала я.

– Угу.

Она больше ни слова не проронила до тех пор, пока примерно через полчаса мистер Гастон не отворил дверь камеры.

– Выходи, – сказал он.

Лицо Розалин на миг озарилось надеждой. Она даже начала вставать. Он отрицательно покачал головой:

– Ты никуда не идешь. Только девочка.

У двери я вцепилась в решетку камеры, точно она была рукой Розалин.

– Я вернусь, обязательно! Договорились?.. Договорились, Розалин?

– Иди уже, я справлюсь.

И выражение ее лица было загнанным – настолько, что едва не добило меня.

Стрелка спидометра в грузовике Ти-Рэя скакала и металась так, что я не могла разобрать, показывает она семьдесят или восемьдесят миль[12] в час. Пригнувшись к рулю, он выжимал педаль газа, отпускал и выжимал снова. Бедный грузовик грохотал так, что казалось, крышка капота вот-вот оторвется и слетит, обезглавив в полете пару сосенок.

Как мне представлялось, Ти-Рэй так торопился домой, чтобы превратить его в пыточную камеру и насыпать пирамиды из крупы. А я буду переходить от одной кучи к другой, часы напролет простаивая на коленях с перерывами только на посещение туалета. Мне было все равно. Я не могла думать ни о чем, кроме Розалин, оставшейся в тюрьме.

Я покосилась на него:

– А как же Розалин? Ты должен ее вытащить…

– Радуйся, что я тебя оттуда вытащил! – рявкнул он.

– Но она не может там оставаться…

– Она облила табачной жижей троих белых мужчин! О чем она, черт возьми, только думала?! Да еще самого Франклина Пози, Христос помилуй! Она не могла кого понормальнее выбрать? Он же самый злобный негроненавистник во всем Сильване. Да он ее прикончит сразу, как только увидит!

– Да быть не может, – возразила я. – Ты же не имеешь в виду, что он прямо так возьмет и убьет ее!

– Что я имею в виду – что меня не удивит, если он взаправду ее кокнет.

Мои руки, засунутые в карманы, вмиг ослабели. Франклин Пози – мужчина с фонариком, и он непременно убьет Розалин. Но с другой стороны, разве в душе я не знала этого еще прежде, чем Ти-Рэй сказал это вслух?

Он поднялся вслед за мной по лестнице. Я шла намеренно неторопливо, внутри меня вдруг начал нарастать гнев. Как он мог так вот бросить Розалин в тюрьме?

Когда я вошла в комнату, он остановился на пороге.

– Я должен пойти разобраться с выплатой сборщикам, – сказал он. – Не смей выходить из комнаты. Ты меня поняла? Сиди здесь и думай о том, что я вернусь и разберусь с тобой. Подумай об этом хорошенько.

– А ты меня не пугай, – пробормотала я, в основном себе под нос.

Он уже повернулся, собираясь уйти, но при этих словах резко крутанулся ко мне:

– Что ты там вякнула?

– А ты меня не пугай, – повторила я, на этот раз громче.

Изнутри меня рвалось на свободу смелое чувство, дерзкое нечто, прежде запертое в груди.

Он шагнул ко мне, занося руку, словно намереваясь дать мне пощечину.

– Ты за языком бы своим последила!

– Ну, давай ударь меня! – завопила я.

Когда он размахнулся, я отдернула голову. Он промахнулся.

Я бросилась к кровати и забралась на самую ее середину, тяжело дыша.

– Моя мать больше никогда не позволит тебе меня коснуться! – выкрикнула я.

– Твоя мать? – Его лицо побагровело. – Ты думаешь, этой чертовке было не насрать на тебя?

– Мама любила меня! – крикнула я.

Он запрокинул голову и издал натужный, злой смешок.

– Это… Это не смешно, – бросила я.

Тогда он бросился к кровати, уперся кулаками в матрац, приблизив свое лицо к моему настолько, что я разглядела крохотные поры, из которых росли волоски у него на коже. Я отшатнулась назад, к подушкам, вжалась спиной в изголовье.

– Не смешно?! – заорал он. – Не смешно? Почему же, я смешнее в жизни ничего не слыхивал! Ты думаешь, что мать – твой ангел-хранитель! – Он снова рассмеялся. – Да этой женщине было наплевать на тебя!

– Это неправда, – возразила я. – Неправда.

– А тебе-то откуда знать? – бросил он, по-прежнему нависая надо мной. Остатки ухмылки кривили уголки его рта.

– Я тебя ненавижу! – крикнула я.

Это стерло улыбку с его лица в один миг. Он заледенел.

– Так, значит, маленькая сучка, – выговорил он. Губы его побелели.

Внезапно по мне скользнул ледяной холод, словно что-то опасное проникло в комнату. Я бросила взгляд на окно и почувствовала, как дрожь пробежала вдоль позвоночника.

– А теперь послушай меня, – сказал он убийственно спокойным голосом. – Правда в том, что твоя жалкая мамаша сбежала и бросила тебя. В тот день, когда она умерла, она вернулась, чтобы забрать свои вещи, вот и все. Можешь ненавидеть меня сколько хочешь, но это она тебя бросила.

В комнате стало абсолютно тихо.

Он стряхнул что-то с полочки рубашки и пошел к двери.

Перейти на страницу:

Все книги серии Best Book Awards. 100 книг, которые вошли в историю

Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим
Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим

В XIX веке в барракунах, в помещениях с совершенно нечеловеческими условиями, содержали рабов. Позже так стали называть и самих невольников. Одним из таких был Коссола, но настоящее имя его Куджо Льюис. Его вывезли из Африки на корабле «Клотильда» через пятьдесят лет после введения запрета на трансатлантическую работорговлю.В 1927 году Зора Нил Херстон взяла интервью у восьмидесятишестилетнего Куджо Льюиса. Из миллионов мужчин, женщин и детей, перевезенных из Африки в Америку рабами, Куджо был единственным живым свидетелем мучительной переправы за океан, ужасов работорговли и долгожданного обретения свободы.Куджо вспоминает свой африканский дом и колоритный уклад деревенской жизни, и в каждой фразе звучит яркий, сильный и самобытный голос человека, который родился свободным, а стал известен как последний раб в США.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Зора Нил Херстон

Публицистика

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези