Лианн выпалила эту дежурную тираду и заняла место в углу двора.
– Будешь в моей команде, – сказала капитанша. Не идеально, конечно, но как есть.
Ребята забегали из стороны в сторону, я тоже. Мне хотелось быть полезной, но я не знала, чем помочь. До конца перемены оставалось еще десять минут.
– Вперед, мы должны победить! – покачивая кольцами в ушах, подзадоривала София.
Мне понравилось быть в команде, и я заиграла по-настоящему: запыхалась, вспотела, начала сопеть, и прыгать, и кричать, как все остальные: «Я открыта! Я одна!» и «Пасуй! На меня!»
Знаешь, что самое удивительное? Мне передавали мяч!
Я вдруг заметила, что мне весело. В тот миг даже фокусники не казались мне отвратительными. Школьный двор всё кружился и кружился вокруг меня.
Может, четвертая школа будет не такой и ужасной. Может, хохот одноклассников ничего не значит. Может, София возьмет меня в газету. И тогда мы подружимся – а почему нет? Может, я даже стану отменным журналистом! И когда я вырасту, у меня будет собственный кабинет, печатная машинка и кружка для кофе с моим именем (только я не люблю кофе), за ухом – карандаш, телефон звонит не умолкая, мяч прилетает мне в голову, и я сажусь прямиком в лужу…
Мяча и лужи в моих фантазиях не было. Воображение разыгралось, я зазевалась и встала посреди площадки. Мяч угодил мне прямо в лицо, и я села на землю.
Посмеявшись над собственной неловкостью, я протянула руку Софии, чтобы она помогла мне подняться.
Она не помогла.
Ребята продолжали играть, словно меня никто не видел. Я смутилась и стала искать глазами Лианн. В углу ее не было, учительница возвращалась в школу.
Как могла, я поднялась и стала во весь голос кричать: «Мне! Мне!», надеясь, что мое падение – всего лишь плохой сон. Увы, стоило Лианн уйти, как мне перестали давать мяч, со мной не говорили, и никто даже не взглянул на меня до конца перемены.
Больше не нужно было кричать, что я одна, это и без того бросалось в глаза.
6. Спагетти
Прошло сто лет. Первым делом голос спросил:
– Урсула, ты меня слышишь?
Сто лет тянулись пять часов, я снова оказалась дома, а голос был папин. После того случая с фокусником он работает только по утрам, а всё остальное время проводит дома за компьютером, серебристым и тонким, как журнал.
– Ур! – снова позвал он. Папа всегда меня так называет, когда хочет развеселить. – Я спросил, как прошел первый день.
Я очнулась.
– Классно! – Поцеловав его в щеку, я развернулась и пошла из комнаты. – Всё супер!
– Постой. У тебя спортивный костюм грязный.
– Ах да. – Я снова развернулась. – Мы с одноклассниками возились в грязи.
– Правда? Значит, не всё так плохо…
– Нет, неплохо. – И я опять развернулась в сторону двери.
– Неплохо или хорошо?
– Хорошо! – прокричала я так громко, будто успела дойти до кухни.
– Хорошо или отлично? – папа всё не унимался.
Ну всё. Сам напросился. В последний раз оборачиваюсь:
– Отлично! Я познакомилась с кучей людей. Они все такие милые! Супер-пупер-мега-милые. Меня взяли в баскетбольную команду. И в газету «Классные новости». Это газета нашего класса: «Новости и слухи о нашей школе». Название я сама придумала. «Главный редактор: Урсула Дж.» А еще меня выберут старостой, хотя это пока не точно.
– Здорово! – пробормотал папа, хотя его широко распахнутые глаза говорили что-то совсем другое. – Ты, наверное, проголодалась. На плите спагетти, чистый костюм на табуретке.
Нет, нет и еще раз нет. Спагетти мне не хотелось, переодеваться тоже. Я мечтала поскорее попасть в комнату и зарыться с головой под подушку. Или спрятаться в коробке. Или в более укромном месте.
– Да, ужасно проголодалась, – ответила я и пошла на кухню, спиной чувствуя папин пристальный взгляд.
Накручивая спагетти на вилку, я раздумывала о том, что ждет меня после первого понедельника в новой школе. Наверняка наступит первый вторник. Потом первая среда, четверг, пятница, выходные, и я опять задумаюсь: а что же дальше? Какой дурацкий вопрос! Всё и всегда будет по-старому – надо мной будет сто тысяч таких же Софий, подо мной тысяча грязных луж. И не важно, какая эта школа по счету – четвертая или четырехтысячная. Планета будет по-прежнему вращаться, как вилка в руке, макароны так и останутся тонкими и желтыми, а я – глупой лгуньей. Пока голова не пойдет кругом.
Я отправила содержимое вилки в рот и почувствовала вкус помидоров, тертого сыра и слез. Оказывается, я плакала.
Тогда, несмотря на то что я просто ненавижу фокусников, я поняла: придется еще раз показать свой главный трюк, другого выхода нет. Это очень сложный фокус, я тренирую его долгие годы, чтобы попытаться убежать от проблем. Для него не нужны цилиндр, волшебная палочка или особые слова. Трюк этот заключается в том, чтобы стать невидимкой.
«Если тебя не видно, – шепчет бедный иллюзионист, прежде чем испариться на сцене, – ты в безопасности».
Я повторяла эти волшебные слова, когда в дверь позвонили. Я была так сосредоточена, что в один миг замерли весь мир, мое сердце и вилка в руке.
– Откроешь? – попросил папа.
Суперженщина-невидимка поднялась из-за стола, вытерла слезы и пошла открывать.