Тайная жизнь цвета

При том что «восточные» книги и предметы искусства веками проникали на Запад, европейцы, оказавшиеся на дальнем конце извилистых торговых путей Средневековья, не слишком разбирались в тонкостях классификации селадона. Особенности рисунков и оттенков, которые способны поведать знатоку о цели, месте и времени создания того или иного образца, ничего не значили для европейца XVII века. Для них прекрасная керамика цвета морской дымки, доставленная с другого края Земли, ассоциировалась только с именем бедолаги Селадона и его поношенной зеленоватой туникой.

Коричневый

Сотворение человека из глины – общий сюжет многих культур и религий, от Вавилонии до ислама. Библия гласит: «…в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься»[600]. Символически через эту фразу можно истолковать и наше отношение к земле – мы используем ее богатства, ее плодородие, чтобы добывать себе пропитание, но не проявляем ни уважения, ни благодарности к коричневому цвету. В конце концов, это не только цвет земли, в которую мы все однажды вернемся, но и цвет грязи, отбросов, мусора и дерьма.

Коричневый страдает от такого отношения частично потому, что он не цвет на самом деле, а оттенок. Его не найти в радуге или на простом цветовом круге; его получают, добавляя черный или серый цвета к желтым, оранжевым или нечистым оттенкам красного или смешивая три первичные краски: красную, желтую и синюю. Ярких, сияющих оттенков коричневого просто не существует, поэтому средневековые художники и модернисты презирали этот цвет. Для живописцев Средних веков, принципиально не смешивавших краски и видевших отражение славы Господней только в чистых и дорогих материалах, подобных ультрамарину (см. здесь) и золоту (см. здесь), коричневый изначально был «нечистым». Несколько веков спустя Камиль Писсарро хвастал, что изгнал все «земляные» пигменты со своей палитры (хотя на самом деле они время от времени появлялись на его картинах)[601]. Там, где коричневые тона были необходимы – и неизбежны, поскольку импрессионисты и многие из тех, кто следовал за ними, с удовольствием писали пейзажи на пленэ́ре, – их получали, комбинируя насыщенные смеси новых синтетических красок.

Художники, конечно, демонстрировали своенравие в этом вопросе, поскольку оксиды железа, известные как охры, входят в число наиболее распространенных соединений на поверхности Земли. Они были и первыми пигментами, которые использовало человечество. Изображения быков, оленей, львов и отпечатки ладоней на стенах доисторических пещер обязаны своими теплыми тонами коричневого и темно-бордового «земляным» красителям.

Древние египтяне, греки и римляне также использовали охры. Практичности и полезности им добавляло не только их изобилие, но и разнообразие.

Как и оттенки черного, коричневые цвета издавна использовались художниками для набросков и скетчей. Темно-коричневый, но не очень насыщенный цветом бистр обычно готовили из смолистых остатков жженого бука. Этот материал был очень популярен среди художников[602]. Другие интересные примеры включают итальянскую желтоватую сиену и умбру (см. здесь), более темный и холодный пигмент. Кроваво-коричневая «земляная» синопия[603], получившая свое имя от порта, откуда ее доставляли, также пользовалась всеобщей популярностью. Педаний Диоскорид, греческий врач, живший примерно в 40–90 годах н. э., описывал этот пигмент как тяжелый и плотный цвет печени[604]. В июле 1944 года зажигательный снаряд союзников зацепил крышу одного из домов[605] неподалеку от знаменитой падающей башни на Пьяццадеи Мираколи в Пизе и вызвал там пожар, серьезно повредивший фрески периода Ренессанса, украшавшие стены этого дома. Местный адвокат Джузеппе Рамалли, видевший все это своими глазами, вспоминал, что фрески «вздулись, размазались, потеряли пропорции, краска отслоилась с них или была испорчена… Словами не передать этот разгром»[606]. Когда остатки сохранившихся фресок сняли со стены для реставрации, глазам предстали энергичные эскизы, выполненные синопией. Они и сегодня полны экспрессии и свежести.

После первого расцвета Ренессанса в истории живописи наступил период, который сейчас устойчиво ассоциируется с коричневыми тонами. Ключевые персонажи полотен того времени Антонио да Корреджо, Караваджо и Рембрандта выделяются, подобно ярким островкам в бескрайнем море теней. Такое количество теней требовало необыкновенно широкого набора оттенков коричневого – прозрачных и светонепроницаемых, теплых и холодных, – для того чтобы картины не казались безликими и плоскими.

Антонис ван Дейк, фламандский живописец первой половины XVII века, обладал таким мастерством в работе с одним из пигментов – кассельской землей (разновидность торфа), – что позже этот оттенок стали называть «коричневым ван Дейка»[607].