Тайник на Эльбе

- Это было бы лучше всего. Видимо, придется пожить в вашем городе.

Шуберту было непонятно, почему вдруг советский разведчик интересуется каким-то сварщиком. Но он, сам опытный подпольщик и конспиратор, вопросов не задавал.

- Пожить в городе, - повторил Шуберт. - Тогда придется где-то работать. Нужна легальность.

- Да. - Аскер встал, прошелся по комнате. - У меня хорошие документы. Очень хорошие. Не страшна никакая проверка.

- А свидетельство шофера есть? - вдруг спросил Шуберт. - Ведь вы неплохо водите машину. Помню, как петляли на своем "штеере" там, в лесу.

- Шоферское удостоверение в порядке. Но прежде хотелось бы изменить внешность.

Шуберт вопросительно поглядел на собеседника.

- Не думайте обо мне слишком плохо, - сказал Аскер. - Никаких накладных бород или повязок на глазу. Просто обрею голову, чуть отпущу усы. И - очки. Обычные. Скажем, со стеклами плюс один, простенькие...

- Это будет.

- Затем костюм. Что-нибудь типичное шоферское - фуражка с лаковым козырьком, куртка поскромнее, бриджи, высокие башмаки на шнуровке.

- Для этого потребуется время...

- Что ж, подожду. Все равно надо, чтобы отросли усы, - усмехнулся Аскер. - Иначе слишком опасно. Тот, с кем я столкнулся у дома с проходными дворами, хоть мельком, но все же видел меня.

- Есть еще вдова Герберта Ланге. Вначале у меня мелькнула мысль предупредить ее, чтобы помалкивала. Но, подумав, понял, что делать этого нельзя.

- Ни в коем случае! Она в таком состоянии... - Аскер опустил голову. - Бедняга Герберт... Как все нелепо получилось! Представляю, как Лизель убивается. И конечно, считает меня мародером, вором, словом, самым большим мерзавцем.

- Ничего, будем надеяться, что все обойдется, - ободряюще сказал Шуберт. - Ведь фотографии вашей они не имеют... А вот со мною посложнее. О, меня знают великолепно! Каждый шпик может заприметить. Поэтому днем не выхожу, в ночное время - лишь в случае крайней необходимости. Как, например, сегодня. А в общем, рискую ничуть не больше любого солдата, который под пулями идет в атаку... - Он помолчал. - Да, тяжело. Тяжело, но нам не надо другой жизни, пока не кончится война и Германия не вздохнет свободно. Подумать только, что они сделали с людьми, как искалечили их души! - Шуберт встал, взволнованно заходил по комнате. - Иной раз спрашиваю себя: неужели это тот самый народ, что дал миру Гете и Эйнштейна, Бетховена и Баха?.. Нет, нет! - воскликнул он, видя, что Аскер сделал протестующий жест. - Хотите сказать: это не народ - кучка предателей и прохвостов? Знаю, все знаю. Но почему они взяли верх именно в моей стране!

Он смолк. Молчал и Аскер. Так прошло несколько минут, Шуберт снова сел, нервно постучал пальцем по столу.

- Я знаю: они сгинут. Ни тени сомнения! Но сколько предстоит сделать, чтобы нация снова обрела себя, вновь налилась силой!.. Вы понимаете, какую именно силу я имею в виду?

Аскер кивнул, взял его руку.

- То-то же, - Шуберт вдруг широко, по-детски улыбнулся. - Но давайте о вас поговорим... Желаете вы на тот завод, где работает Висбах?

- Это было бы подходяще. Но я не знаю, какие у вас возможности...

- Кое-какие имеются. На заводе работает наш человек.

- Шталекер?

- Есть еще и другой... Словом, попробуем. Не выйдет - попытаемся на соседний, а там будет видно.

- Оскар, - проговорил Керимов, положив ладонь на руку немца. Год назад вы рассказывали о своей жене и дочери. Ведь они остались в лагере. И... никаких сведений?

Шуберт не ответил.

Глава тринадцатая

1

Восьмого ноября 1923 года город Мюнхен был взбудоражен. Во всю ширину мостовых двигалась пестрая толпа. Мелькали береты и тирольские шляпы с перышком, штатские пиджаки и военные кителя без погон, ботинки и высокие лаковые сапоги. Но больше всего было каскеток и коричневых рубах, заправленных в такого же цвета бриджи. Демонстранты, основательно подогретые пивом и водкой, самозабвенно орали нацистские песни. Почти каждый размахивал резиновой дубинкой, хлыстом, стальным прутом.

Из баров а кабачков выбегали новые группы бюргеров, мелких лавочников, студентов, дельцов, раскрасневшихся от спиртного, с бутылками и палками в руках. Они вливались в толпу, которая все росла.

Вскоре шествие запрудило улицы. В реве демонстрантов тонули свистки полицейских и гудки автомобилей, тщетно пытавшихся проложить себе дорогу.

Толпу вели двое.

Один был почти старик - неторопливый, чопорный, важный, с отличной выправкой, свидетельствовавшей о том, что это бывший военный. Другой - лет тридцати, остроносый, тонкогубый, с жидкой челкой над лихорадочно блестевшими темными глазами. Первый был генерал Эрих Людендорф, второй - Адольф Шикльгрубер, Гитлер.

Так начался "пивной путч" мюнхенских нацистов, целью которого был государственный переворот.