Тайник в Балатонфюреде

— Да, солнышко.

— Хорошо, тогда делай свои дела — и после этого едь домой. Мы всегда будем тебя ждать!

Жена солдата… Милая моя, как же я люблю тебя за это!

— Спасибо, зайчуслик. Не задержусь здесь ни минуты сверх необходимого!

Стоило ему отключить телефон — как в дверь его «кельи» вежливо постучали.

— Господин Белосельский, к вам можно? — Хозяйка пансиона все же просто поражает своей деликатностью…

— Да, конечно! Входите, Илона!

Хозяйка вошла — но не одна: за её спиной маячила знакомая, цвета перца с солью, шевелюра… наконец-то!

— Вас спрашивал этот господин. — И хозяйка указала на Зорана.

— Да, Илона, спасибо, я его уже давно жду! — после этих слов хозяйка мгновенно испарилась.

— Ну здравствуйте, Зоран!

Серб улыбнулся.

— Я же вам говорил — не спешите прощаться! Будапешт — не тот город, который быстро отпускает своих гостей…

* * *

— Вы уверены, Вадим Андреевич?

Собеседник Калюжного, седой, вальяжный, уверенный в себе мужчина лет пятидесяти пяти — усмехнувшись, ответил:

— Максим, ну мы ж с тобой не малые дети… Ничейный — значит, ничейный. Какой-то фирме его в девяносто втором году по-быстрому продали, та через полгода разорилась, потом на этот участок вроде как претензии старые хозяева заявили, потом ещё какая-то катавасия… Так и стоит сейчас, заброшенный и никому не нужный. Во всяком случае — год назад, когда я там был, всё было именно так, как я говорю.

— Вадим Андреевич, а вообще, у этого дома отдыха какая история? — спросил у вальяжного Левченко.

Тот, не торопясь, налил себе и своим собеседникам в пузатые фужеры на пол-пальца коньяку, взял в руку свою ёмкость, погрел её, понюхал, затем, не спеша выпив содержимое, зажмурился от удовольствия — и лишь после этого, едва заметно улыбнувшись, ответил:

— А это, полковник, дело давнее. Когда после войны Венгрия отошла под нашу зону оккупации, и, соответственно, влияния — тамошние верховоды решили товарищу Ворошилову, как председателю Верховного Совета, сделать царский подарок. И имение князя Эстерхази — или не Эстерхази, я уж, если честно, точно не помню, но что какого-то венгерского аристократа — это точно — Климу подарить. На берегу Балатона, в городке Балатонфюреде, три с половиной гектара земли с пляжем и парком. Царский, одним словом, подарок… Клим, надо отдать ему должное, поступил с подарком мадьярским, как и положено большевику — передал его управлению наших оккупационных войск Центральной группы — тогда штаб её в Вене квартировал. Когда же мы из Австрии начали вывод своих частей — группу эту упразднили, а имущество какое-то время болталось на балансе нашего посольства. Но, правда, недолго — на следующий год случился венгерский мятеж, и мы наши войска оккупационные в тамошних пределах сделали Южной группой войск. Соответственно, поместье в Балатонфюреде стало собственностью этой группы. А в шестьдесят втором решили наши отцы-командиры, что лётчикам группы — а там шесть или семь авиационных полков сидело, под триста единиц группировка была — необходим свой профилакторий, силы, стало быть, восстанавливать. Летали мы тогда много, натовским пилотам в налете почти не уступая — ещё бы, при дармовом-то керосине! — и уставали летуны наши изрядно. Решили — сделали, благо тогда всякие стройки хозспособом возводились без проблем. В шестьдесят четвертом санаторий-профилакторий принял первых отдыхающих… Так себе, надо сказать, дом отдыха оказался, но зато — на Балатоне! Вот, стало быть, какая у него история… До девяносто первого года он работал, потом, как я уже рассказал, пришёл в занепад — как и большинство остальных наших объектов. Не захотели мадьяры ими пользоваться, вишь, какое дело…

Калюжный вежливо кашлянул.

— Вадим Андреевич, я вас перебью, уж извините… Так вы говорите — под столовой?

Вальяжный кивнул.