Тайник вора

В общем, разделся я. Стою перед ними в чём мать родила и с жизнью своей горемычной прощаюсь. И только они затворы автоматов передернули, как вдруг один из них и говорит: а на хрена мы, братишки, будем на эту мразь патроны тратить, пусть ныряет и купается там сколько хочет. От силы пять минут протянет, не больше, и нам к тому же грех на душу не ляжет. После таких слов давай они меня дулами автоматов к проруби подталкивать.

В общем, как я ни упирался, столкнули меня в купель ледяную. Выныриваю я из черной воды, а тело словно огнем горит. То ли от холода, то ли от страха ору как ненормальный, за кромку льда хватаюсь, чтобы, значит, из этой проклятой проруби вылезти. А они стоят и ржут, да так, как будто я и не человек вовсе, а так, собака безродная. Нет у этих сволочей к нашему брату ни жалости, ни сострадания. Короче, как только начало мою душу грешную ко дну тянуть, вытащили они меня на берег, отдубасили, насколько силы позволяли, и опять в машину.

Правда, после этого случая допросы прекратились и мучениям моим пришёл конец. Только Жирный так и не смог простить, что я на уловки его не поддался. Пообещал напоследок мне жизнь райскую в тюремной больнице устроить, уколами какими-то заморскими грозился до смерти заколоть. И ведь, выполнил гнида своё обещание. Теперь я, похоже, заживо сгнию.

Дохлый вытер рукавом пот со лба.

После этих слов он вдруг засуетился. Лицо покрылось пятнами, глаза округлились, и, хватая воздух ртом, словно рыба, начал кашлять, так, что со стороны казалось, что еще мгновение, и его вывернет наизнанку.

Все это время Матерый терпеливо ждал, когда кашель отпустит Дохлого. Ему вдруг стало нестерпимо жаль этого затравленного жизнью человека, захотелось прямо здесь, в этом забытом богом углу, помочь, и в случае опасности встать на его защиту.

Понемногу приступ начал отступать. Дыхание Дохлого становилось всё ровнее и ровнее, глаза заблестели, и наконец, сделав глубокий вдох, он тут же с наслаждением выдохнул.

– Вот так-то, Матерый. В жизни не думал, что будет суждено так мучиться. Конечно, я и с детства особым здоровьем не отличался, но чтобы так – нет.

Он на секунду замолчал, как бы вспоминая, о чем до этого шла речь.

– Ну, в общем, когда мусора поняли, что взять с меня можно только шерсти клок, передали дело в суд. А там всё прошло как по нотам. Оркестр дул в одну дудку, да и репертуар был заранее заказан – похоронный. Учитывая, что у меня то была третья ходка, прокурор недолго думая запросил пятнадцать лет. А адвокат, зная, что ему с этого дела ничего не перепадает, сильно сопротивляться не стал. В общем, компания подобралась что надо, и они быстренько без лишней суеты повесили на меня ограбление фирмы. Но так как бабки украденные из сейфа оказались всего лишь куклой, а это значит, что фирме не был нанесен материальный ущерб, суд принял решение назначить мне срок всего лишь десять лет. Что называется, пожалели, пидоры гнойные.

Когда судья приговор объявил, мне вдруг стало так легко и свободно, что хотелось петь. Я был рад, что закончились мои мучения, и мечтал только об одном – побыстрее добраться до нового местожительства. Я был уверен, что в лагере меня примут как родного, накормят, обогреют…

Судья же, будто мысли мои прочитал. Улыбнулся и так ехидно говорит: учитывая, что подсудимый болен, принято решение сначала отправить его на лечение…

Тут-то я и вспомнил обещания следователя и как представил, что мне предстоит пережить, так ноженьки мои тут же и отнялись. Дубаки волоком со скамьи вытаскивали, думали, что мой несчастный организм паралич разбил.

Веришь – нет, мне орать хочется, а я слова вымолвить не могу, будто внутри всё не мое.

В общем, как опять на шконке оказался, не помню. Братва в хате всю ночь чаем отпаивала, думали, сдохну. Обошлось. День-другой прошел, я начал потихоньку в себя приходить. Ну, думаю, что бы там ни было, а жить все равно надо.

Про лагерную больницу рассказывать не буду, сам, думаю, догадываешься, какие мне там процедуры прописали. Полгода изо дня в день всякой херней пичкали. То уколы, то таблетки. Хорошо, санитарка, баба Варя, рядом была, век буду помнить. Она мне эти таблетки принесет, а сама шепчет, чтобы я не вздумал глотать эту дрянь. Я ей обратно их в карман и складывал. В общем, как видишь, выжил. Вот только не знаю, надолго ли?

– Ну а сейчас-то в чём проблемы? – Матерый прервал рассказ Дохлого. – Если только в здоровье, то надо попытаться вылечиться и жить дальше. А что срок большой намотали, так тут почти все по второй, да по третьей ходке тянут. Годы пролетят, сам не заметишь как. Глядишь, и вот она, свобода.

– Есть проблемы, Матерый, есть, да еще какие. Я тоже так рассуждал, когда меня из больницы в лагерь переводили, но стоило переступить порог зоны, как тут же всё началось с начала.