Тайник

Он заказал себе острый овощной салат и холодное мясо по-шведски. Итальянское пиво «Принц Браун» было охлаждено в меру. В центре столовой шумел фонтан, море слегка волновалось. Все шло обычным порядком, размеренно и чинно. Только теперь он с удивлением осознал, как прекрасно это место, — прежде он этого не понимал. Он вообще многих вещей не понимал, считал их само собой разумеющимися. Сегодня он не желал ничего другого, только бы Генрика опять сидела напротив него. Но вечный внутренний скептик нашептывал бесстрастно: «Она никогда не будет сидеть рядом с тобой, ты все проиграл. Умрет, как умер Тиссо и как умрешь ты!» Это вероятнее всего. Вероятность сто процентов, вряд ли намного меньше. Из рук похитителей такого сорта никто не возвращается живым. Надежды нереальны. Это не обычный шантаж. Похитить жену торговца и запросить за нее сто тысяч. Здесь замысел намного сложнее. Пожалуй, никто не разгадал сути этого замысла. Сурицу удалось выяснить многое, но главное от него постоянно ускользает. Все его догадки ненадежны. Все ненадежно. «Надежна только смерть, — снова шепнул внутренний скептик. — Единственное, что несомненно в этом мире».

Он раздраженно допил пиво. Не хотелось размышлять, смотреть на окружающие лица, не было желания с кем-то говорить. Делать вид, что ничего не происходит и он доволен, что может передохнуть пару дней. Что ему хочется широко улыбаться всем этим итальянским, немецким и французским дамам, изящные декольте которых обнажают хорошо развитую грудь. Но ему не хотелось никому улыбаться и рассматривать молочные железы. Он чувствовал, как по телу ползет липкий страх. Долго он не выдержит этой неизвестности. Сколько еще ждать? Не должен ли он был осмотреть все же эти чертовы терриконы? А лучше всего отправиться бы сейчас гулять вдоль берега, просто так, без цели брести в темноте. Где волны лижут ноги ласковыми языками… и стая волков преследует по пятам, шепнул вечный скептик.

Как раз это ему и запретил Суриц. Видимо, чтобы момент, когда его увезут, не ускользнул от их наблюдения, чтобы его не выкрали незаметно у них под носом.

Он поднялся, прошел через столовую и вернулся к себе в номер. Хоть здесь ему не надо ни в чем притворяться. Он лег и уставился в темноту. Тихо пришла Генрика и присела на краешек кровати. Взяла его за руку, молчала. У нее тоже кончились слова. Даже о своих мозаиках не вспомнила.

Он увидел остатки амфитеатра в Туррис Тамаллени, а над ослепительно белыми руинами — дрожащее сияние. Оно растекалось по небосклону, поднималось вверх, высвечивая искалеченные колонны, капители, прямые бывших улиц и бесформенные осыпи бывших домов. Старый мир выступал из темноты. Но мир новый, суперпрогрессивный, ударил по глазам железным кулаком.

Он открыл глаза. Луна светила прямо в лицо. Поначалу он не мог понять, что его разбудило, что спугнуло этот прекрасный, спокойный сон из счастливого прошлого. Не стучал ли кто-нибудь в двери? Он потянулся. Собственно, уже утро. Над сизой поверхностью моря поднимался редкий утренний туман. Должно быть, кто-то стучал.

— Минуту! Уже иду, — сказал он вполголоса. Заставил себя встать и дотопать до двери. Когда он открыл ее, коридор был пуст. Только ночные лампы испускали тусклый свет, как догорающая луна на улице. Он зевнул: наверное, показалось. И увидел под ногами белый листок.

Вызов. Приказ!

Он поднял его. Сонливости как не бывало.

«В 5.30 на габесском аэродроме!»

И конец, больше ни строчки. Только ничем не примечательный листок бумаги, ничего не значащий текст.

Он посмотрел на часы. Без пятнадцати пять, пора, самое время. Ему даже не дали времени на сборы. Одеться и сразу отправляться. Он включил свет и пошел вывешивать полотенце на балконе. Вот она пришла, эта минута. Акция началась. Теперь он должен надеяться только на самого себя. Никто ему не поможет.

Будь они прокляты!

Он громко выругался. Натянул рубашку и брюки, обулся. Что еще? Больше ничего. Больше ему ничего не нужно. Голыми являемся мы на свет, голыми и уходим. Он оставил свет включенным, не стал закрывать дверь на балкон. Быстро пробежал длинным коридором к лестнице, ведущей на первый этаж.

«Лендровер» не хотел заводиться. Мотор остыл за ночь. Капли влаги сконденсировались на лобовом стекле и капоте. Он снова включил зажигание. Краски дня еще не ожили, только пепельный рассвет, пепельный небосклон — всюду пепел, и сам ты обратишься в пепел, целое море пепла кругом. Лицо в зеркале заднего вида тоже было пепельным.

Наконец-то!

Мотор завелся. Он слегка нажал акселератор, чтобы прогреть его на средних оборотах. Пять часов. Через тридцать минут он должен быть на аэродроме.

Включил скорость и выехал со стоянки. Узкая дорога, ведущая к набережной, была еще пуста и безлюдна. Спидометр подскочил до ста километров в час. Машина вскарабкалась на возвышенность, весь город лежал перед ним как на ладони. Седое спящее море и сотни тысяч финиковых пальм.