Тайное дитя

А что же вы? Вы себя ведете как обычно. Вы стоите и смотрите. Ваши побелевшие лица превратились в маски ужаса. Вы наблюдаете, как руки ребенка падают, словно плети, и ее рот наполовину открывается.

Подобно ружейному выстрелу, раздавшемуся в тишине летнего дня, я сполна выпускаю свою силу. Моя личина исчезла, и я больше не пытаюсь скрываться. Девочка делает резкий вдох, я закрываю ей рот и закатываю ей глаза. Ее голова падает вперед, упираясь подбородком в грудь, словно кланяясь хозяйке. Пульсации моей энергии снова и снова запрокидывают ей голову. Моя сила сковывает ей ручки и ножки и подбрасывает в воздух, заставляя ударяться головой о стену и падать на пол, содрогаясь в конвульсиях.

Моя сила стремительно налетает и так же стремительно отступает.

Девочка сворачивается клубочком и засыпает на руках у плачущей матери. Ей тепло и уютно.

Моя игрушка опустошена, и я ухожу.

Часть вторая Январь 1929 года

Глава 9 Элинор

Этим утром Элинор проснулась рано. Теперь, когда ребенок в ее животе подрос, спать стало тяжелее. По ночам Личинка становится очень беспокойной: ударяет в материнский живот и крутится внутри. Эдвард уехал в Нью-Йорк на конференцию, и Элинор чувствует себя невероятно одинокой. Мысленно она возвращается к разговору, состоявшемуся у них перед отъездом.

– Ты действительно не возражаешь против моей поездки? – спросил он в то воскресное утро, когда они лежали в постели.

В кровать жены Эдвард забрался среди ночи: озябший и дрожащий. Она поняла: ему опять приснился кошмарный сон. В ее объятиях он наконец успокоился и заснул. Оба проснулись поздно.

– Конечно не возражаю, – бодрым тоном ответила Элинор. – Это ведь очень важная конференция по евгенике.

– Исключительно важная. Таких конференций не проводилось с двадцать третьего года, – подтвердил он. – Соберутся представители во всего мира.

– Тогда ты должен ехать. Ты согласился участвовать, когда еще ничего не знал о Личинке. К тому же ты возвратишься за пару недель до рождения нашего малыша. По моим расчетам так оно и будет, – твердо заявила она.

Элинор терзают невеселые мысли о муже. Он и будучи в Англии все меньше и меньше времени проводит дома. У нее складывается ощущение, что Эдвард приезжает на выходные в Брук-Энд лишь потому, что должен. Но даже дома он постоянно возится с Байроном – этим чертовым щенком. Он предназначался для Мейбл, но стал собакой Эдварда; вплоть до того, что муж сам выбрал ему имя, отвергнув все предложения Мейбл как нелепые. «Элинор, неужели ты не понимаешь? Пса нужно дрессировать». Чем настойчивее она пытается сблизиться, тем заметнее Эдвард отстраняется. «Любой мужчина подвержен интрижкам на стороне». Эти слова, лениво произнесенные всезнающей Софи, до сих пор звучат в ушах Элинор. Она гонит прочь все мысленные картины, подсовываемые ей воображением: Эдвард в нью-йоркском отеле, ублажаемый какой-нибудь пылкой женщиной.

А сама Элинор тем временем все больше становится затворницей, ограничивая свое пространство стенами Брук-Энда. Гости ее страшат, ведь они могут узнать о припадках Мейбл. Оставить дочь целиком под присмотром новой няни, строгой, высокомерной мисс Картрайт-Джонс, найденной Эдвардом, она не решается. Пару месяцев назад мистер Силвертон, невролог, рекомендованный доктором Харгривсом, подтвердил у малышки эпилепсию, причем неизвестного типа. Он начал лечить Мейбл солями бромида, которые до сих пор не дали никаких улучшений. За это время Элинор с дочерью дважды побывали у Силвертона, а припадки только учащались. Беспомощной, отчаявшейся Элинор остается лишь смотреть, как Мейбл бьется в неудержимых конвульсиях. В их последний приезд мистер Силвертон признался, что сомневается в результативности повышения дозы, однако все же придется увеличить дозу до максимума и лишь потом заявлять о неэффективности лекарства. Мейбл ненавидит эти таблетки, от которых у нее болит живот и начинается рвота.

Хорошо еще Роуз вернулась домой, закончив свои стенографические курсы. Без нее Элинор было бы совсем одиноко. Вчера за обедом она рассказала сестре о последней встрече с мистером Силвертоном. От плохих новостей глаза Роуз наполнились слезами.