ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ (роман, повести и рассказы)

Надо было скорее, как можно скорее поцеловаться. Я притянул к себе Таню, но подушка мешала, а она не выпускала ее из рук, словно свою единственную защиту. Я хотел взять у нее подушку и отбросить ее, отшвырнуть, Таня же словно не понимала моих намерений и держала подушку как некий предмет, в котором я, наоборот, очень нуждался. В это время оглушительно зазвенело монисто двери.

- Постоялица, спокойной ночи тебе. Все хорошо? Удобно? – снизу спросил дедок.

- Да сплю я, дедушка. Спасибо, - ответила Таня с беспечной легкостью человека, у которого нет повода не верить собственным словам.

Мы оба посмотрели на подушку и рассмеялись. Тогда и мне стало легко…

Среди ночи я возвращался туда, где был поставлен на ночлег, о чем свидетельствовала моя галочка, вдавленная притупившимся грифелем карандаша в страничку блокнота. Поселок уснул под единственным фонарем, огромное и темное море глухо накатывало, шептало, бормотало вдали, доносилось теплым и влажным веянием, и у меня было ясное сознание, что все это - поселок, фонарь, море и я среди влажной, бормочущей темноты - высшая минута жизни…

Следующее утро мы провели в Ялте. Предрассветное море было цвета нежной, полупрозрачной бересты, отслоившейся от ствола и закрученной колечком, а небо - седым, белесым, молочным. Улица и набережные тонули в рыхлом, слепом тумане, и отчалившие пароходы подавали далекие трубные зовы...

Обнаружилось, что Галантерейщик и его хохлушка не ночевали вместе со всеми, а куда-то исчезли, никого не предупредив. Началась суматоха, беготня, их разыскивали по всей Ялте. Оказалось, что ночь они провели в гостинице: Галантерейщик терпеть не мог комнатушек, лишенных самых элементарных удобств, к тому же он смертельно боялся клопов. Мы с Таней первыми их встретили на набережной, предупредили о переполохе, и Галантерейщик побежал докладываться. Хохлушку он поручил нам, и она предложила посетить павильон, где из бочек наливали сухое вино.

Пила она с жаждой, но стакан держала так, словно убеждала себя, что каждый глоток был последним. Мне она с интригующей многозначительностью шепнула что-то вроде: «Молодой человек растет в моих глазах...» - в конце же якобы невзначай добавила фразу: «Кажется, за вами наблюдают». Я сразу не понял, не догадался по ее словам, кто именно и зачем может за нами наблюдать, но спрашивать не стал, словно этим вопросом мог уронить себя в ее глазах.

Вино не помогло: нахмуренной и злой была она в то утро, а Галантерейщик ей преувеличенно угождал. Он тоже сказал мне что-то об успехах, которые я делаю, и я почувствовал себя странно польщенным. Это берестяное, белесое утро было моим...

15

Но день готовил мне испытание, скверное, если признаться.

Вскоре мы были уже в Гурзуфе, и что-то слишком настойчиво крутился вокруг нас Рязанский пекарь. В ботаническом саду, где Таня от меня немного отстала, его глумливая физиономия показалась из-за ствола волосатой пальмы и он поманил меня со сладкой улыбочкой, словно собираясь мне нечто поведать, но никак не решаясь, оттягивая момент, потирая руки и посмеиваясь. Я терпеливо ждал, всем своим видом показывая, что первое же его слово станет для меня поводом, чтобы уйти. А он все оглядывался по сторонам, переминался с ноги на ногу, слегка пританцовывал и наконец произнес, уклончиво отводя глаза в знак того, что я сам мог бы закончить начатую им фразу:

- А ведь я видел...

Рязанский пекарь ждал вопроса, что именно он видел, или хотя бы выражения смущенной озадаченности на моем лице. Но я спокойно молчал, хотя и не уходил, оставляя за ним право считать, что я уловил смысл его намека. Тогда он снова произнес, опуская глаза и тем самым предлагая мне подумать и над этой неоконченной фразой:

- А ведь я знаю…

Я и на этот раз заставил себя промолчать и с тайным удовлетворением скандалиста убедился в том, как легко подобные старания приводят к взрыву.

- Ну что ты видел?! Что ты знаешь?! - закричал я истошным голосом, глядя на него так, словно готов был возлюбить его за то, какую он вызывал во мне ненависть.

- Видел, как ты крался за ней впотьмах...

- Подглядывал?! Шпионил?!

- Наблюдал, - с остерегающей внушительностью поправил он меня, подчеркивая этим, что подобные действия совершаются скорее по служебной обязанности, чем из приписываемых ему низменных побуждений.

«Ах вот он кто, мой наблюдатель!» - подумал я, вспоминая слова хохлушки.

Это открытие заставило меня изменить тон и упавшим голосом переспросить:

- Ну, а что ты знаешь-то?

- Да уж знаю, знаю вас, умников. - Он мне подмигнул, словно это знание создавало меж нами особую интимную близость и доверительность. - Небось уехать мечтаешь? Слинять, иначе говоря. На историческую родину, как это у вас называется. Поклониться праху далеких предков, а затем на самолет и – тю-тю, в Америку, а там у вас дядюшка с капиталами! Невесту Цилечку вам уже приискал! И не мечтай. Не выпустим. Со щитом и мечом встанем на страже границ.